- Ну пусть откроет, - прошептала Ирочка. - Я об эту ученую голову всю рейсшину расщеплю.
Пришли из школы девочки. Первой ворвалась в квартиру старшая Вера.
- Ну, где он? Показывайте скорей! В спальне? А почему дверь закрыта? Что случилось, козероги? Вы почему такие мрачные? Он что, заболел?
- Там... с ним... отец, - сказала Варвара Игнатьевна. - А ты иди, Вера, занимайся.
- Как это "занимайся"? - закричала девушка. - Разве можно заниматься в такой день? Сегодня ведь праздник! Родился на земле новый человек! Мир входящему! Я объявляю День нового человека! Торт, шампанское, танцы! Сейчас ко мне придут друзья! Козероги, за дело! Старый козерог - в магазин, козерозица - за торт! Почему молчите? Что там делает отец?
Вера зашвырнула в угол портфель и толкнулась в дверь спальни.
- Странно... закрыто. Папа, ты там? Открой, я посмотрю на маленького!
- Нечего глазеть! - донеслось из спальни. - Займись делом.
- Что?! В такой день! Открой, козерог несчастный! Старшая дочь стала бить кулаками в дверь. Ответом ей было молчание.
- Оставь его, - сказала Ирочка. - Твой отец проводит с новорожденным эксперимент.
- Экс-пе-ри-мент? - поразилась Верочка. - Над живым ребенком? Он что сошел с ума?
- Растит идеального человека.
- Идеального человека? Зачем он нужен? Это же будет страшная скука! Верочка рассмеялась. - Наверно, он поддал на радостях, да? Вот чудик - не пускает посмотреть на брата. Слышишь, козерог, дай посмотреть на брата!
- Займись делом, а то задницу надеру! - опять глухо донеслось из спальни.
- Ясное дело - нализался. - Вера быстро переоделась. - Ладно, перенесем праздник на завтра. Козероги, я пошла в кино. Вернусь поздно.
- А уроки? - спросила Ирочка машинально.
- Я их выучила в троллейбусе.
Затем явилась Катя. Она, как всегда, мрачно прямо с порога проследовала к телевизору.
- У тебя брат родился, - сказала ей бабушка. - Сходила бы посмотрела. Он в спальне. - Это была маленькая хитрость - Варвара Игнатьевна надеялась, что отец разрешит младшей войти в спальню.
- Ну и что? Пусть родился, - проворчала Катька.
- Стыдись. Что плетешь?
- А мне до фени.
- Катька!
- Господи, надоели вы мне все, - проворчала младшая, но все же подошла к двери в спальню, толкнула.
- Здесь закрыто.
- Там папа, попроси его открыть.
- Эй, слышишь! Открой! - крикнула "баламутка". - Дай на этого уродца посмотреть! Небось голова как тыква!
- Займись делом! - донеслось опять из-за двери.
- Пожалуйста, - младшая Красина пожала плечами. - Мне он сто лет до фени! Идите, козероги, куда-нибудь еще, я тут телек буду смотреть. Сейчас мультики пойдут.
- А уроки? - опять по привычке опросила Ирочка.
- Я их на перемене выучила.
Не сдался Геннадий Онуфриевич и к вечеру. Шурик немного покричал, отец гаркнул что-то по-английски, и ребенок испуганно умолк. Потом послышались
какой-то скрежет, шлепанье мокрым по сухому, и опять воцарилась тишина. Ирочка побледнела.
- Может, он его задушил и теперь заметает следы? - высказала она жуткую мысль.
Молодую мать пристыдили. Тут Онуфрий Степанович случайно глянул в окно и заметил на заснеженном асфальте какое-то распростертое тело. Дед охнул.
- Там... - прошептал он, показывая на окно. Все кинулись к окну.
- Пеленка! - воскликнула Ирочка. - Вот дурак! Он выбрасывает пеленки!
Она подбежала к двери и стукнула кулаком:
- Прекрати выбрасывать пеленки! Складывай их в угол!
- Утку! - раздалось глухо из спальни. - Тогда прекращу!
- Хорошо. Получишь утку. Открой дверь.
- Ну уж нет! Я не такой наивный дурак. Поставьте утку у двери, а сами выйдите из комнаты.
- Ты уже совсем... - начала Ирочка, но Варвара Игнатьевна зажала ей рот и стала шептать что-то на ухо. Лицо молодой матери посветлело.
- Согласны! - громко ответила она.
В комнате решили оставить засаду. Именно эта коварная мысль пришла на ум Варваре Игнатьевне.
В засаде остался Онуфрий Степанович. Он должен был спрятаться за шкаф, а когда дверь приоткроется, рвануть ее на себя. Пока будет идти борьба, на помощь из другой комнаты подоспеют женщины.
- Попадется, как мышка в мышеловку, - заранее торжествовала Варвара Игнатьевна.
Но сын оказался достойным своей матери.
- Идите все на кухню и кричите оттуда по очереди, - приказал он, когда утку установили возле двери.
Этого никто не ожидал.
- Как тебе не стыдно, - попробовала было усовестить сына мать, но тот был непреклонен.
- Я не могу рисковать, - донесся упрямый голос ученого. - Как говорится, доверяй, но проверяй.
И всем ничего не оставалось делать, как ретироваться на кухню и кричать оттуда, словно солдатам на перекличке:
- Я!
- Я!
- Я!
Вскоре в спальне начался громкий плач, который постепенно, несмотря на грозные английские окрики, перешел в захлебывающийся крик.
- Он уморит его голодом! - заплакала Ирочка: - Он запихивает ему детскую смесь.
Наверно, это было действительно так, потому что сквозь английские иногда прорывались русские слова:
- Пей! Она совсем как настоящая!
Сердце бедной матери не выдержало. Она подбежала к дверям в спальню и забарабанила кулаками:
- Эй, слышишь! Ученый мерзкий! Пусти нас! Мы согласны на все твои условия! Говори, что нам делать!
Послышались шаги. Потом в щель под дверью просунулся листок бумаги. Ирочка торопливо схватила его. На листке было напечатано на машинке - даже это, дьявол, предусмотрел - следующее:
ДЕКЛАРАЦИЯ
Я, нижеподписавшийся, торжественно клянусь:
1. Зная, что опыт ведется на английском языке, я никогда, ни при
каких обстоятельствах, вплоть до особого на то разрешения, не буду
разговаривать в присутствии ребенка по-русски, а также на любом
другом иностранном языке или языке народов СССР.2. Ввиду того что
имя Шурик трудно для английского произношения, я даю слово впредь
именовать новорожденного до исполнения ему семи лет Смитом.
3. Сознавая, что в первое время мне будет особенно трудно соблюдать
п. 1 настоящей декларации, я обязуюсь находиться в присутствии
Смита лишь в звуконепроницаемой повязке, наложенной на рот.
4. Ни устно, ни письменно, ни по телефону, ни каким-либо другим