- Цыц, Цыган! Это ко мне гость пожаловал.
Калитка отъехала в сторону и я увидел Фрола Митрофановича. Он сильно постарел, съежился, стал еще меньше. И взгляд его был совсем погасший.
- Проходите, голубчик, проходите.
Черный Цыган проводил меня внимательным взглядом. Я вошел в дом. Добротные чистые сени. Скатерть на столе, занавесочки на окнах. Дощатый некрашеный пол. В углу - газовая плита с баллоном. Фрол Митрофанович открыл дверь, пропустил меня в горницу. Здесь было невероятно уютно - те же занавесочки, скатерти, салфеточки, портреты на стенах, круглый стол на пузатых ножках, массивный шкаф, комод, кожаный диван, старые стулья, в углу - железная никелированная кровать с огромной периной и толстыми подушками и подушечками. Стол был накрыт для приема тарелки с солеными огурцами и помидорами, с квашеной капустой, пузатая супница, из которой шел аппетитный дух, лафитники, запотевшая бутылка водки, и все это на белоснежной скатерти. Оглядывая горницу, я подумал: вот вернусь домой, повыбрасываю всю свою дурацкую мебель и заведу вот такую же кровать с периной, стулья, шкаф, такие же скатерти и занавесочки, и у меня в доме тоже станет уютно.
- К столу, к столу, - приглашал Фрол Митрофанович, а потом всплеснул руками: - Руки мыть!
И я пошел мыть руки к жестяному рукомойнику, и мы сели наконец за стол.
- Борща? - спросил хозяин и я кивнул. - Нина Панфиловна, конечно, готовила лучше, уж вы не обессудьте... - он замолчал и посмотрел на комод, где среди безделушек стояла фотография полной улыбающейся женщины, обрамленная черной ленточкой. Я пробормотал:
- Примите мои... соболезнования.
- Спасибо. - Он вытер глаза, налил мне ярко-красного пахучего борща и водки, поднял свою рюмку. - Скоро сорок дней будет. За упокой души, значит.
Выпили. Фрол Митрофанович похрустел огурцом, сказал:
- Да вы закусывайте, закусывайте. Вот как получилось. Сломала меня смерть Нины Панфиловны. Пусто стало в доме и в душе. - Он налил по второй. - А теперь - за ваше повышение.
Выпили за мое повышение. Борщ оказался невероятно вкусным. Какой же борщ варила Нина Панфиловна? - подумал я.
- Вот, голубчик, - говорил Фрол Митрофанович, - я устал и ухожу от дел. Вы займете мое место. Помню как я радовался, когда из Исполнителей переходил в Организаторы. Вы, наверное, тоже радуетесь? Молодость... Радоваться особо нечему, голубчик. Работы у вас прибавится. Нет, конечно, теперь вам не придется мотаться по стране, за вас это будут делать другие, но... Информация... Ее будет много, очень много. Ну ничего, вы молоды, справитесь. А я вчера написал Магистру и попросил отставки. И Магистр ее принял. Написал в ответ несколько теплых слов...
Меня кольнуло слово "вчера". Я узнал о его отставке почти две недели назад. Но такое у нас бывает. У нас еще и не такое бывает. А Фрол Митрофанович продолжал:
- Почему наша так называемая организация именуется Орденом, вы не задумывались? Орден - это объединение единомышленников, а объединение предполагает общение, согласитесь. У нас же общения никакого нет. Я имею в виду живое общение, голубчик. О каком живом общении может идти речь, если вас я вижу всего лишь второй раз в жизни, а Магистра видел только однажды, причем это было так давно...
- Вы видели Магистра? - Я подался вперед.
Вместо ответа Фрол Митрофанович налил водки и предложил выпить. Мы выпили.
- Я ухожу еще и потому, - продолжал Фрол Митрофанович, - что не понимаю. Я не понимаю целей и задач Ордена. Магистр не считает нужным нас в это посвящать. Я понимаю, Магистр - лицо подчиненное и ему даны на этот счет инструкции, но тем не менее, тем не менее... Еще борща?
- Да, пожалуйста. Невероятно вкусно.
- Спасибо. - Фрол Митрофанович грустно улыбнулся и седой ежик у него на голове зашевелился. - Вот вы, голубчик, задумывались когда-нибудь о целях Ордена?
Я откашлялся.
- Задумывался. Честно говоря - безрезультатно.
- Ну вот, ну вот, - Фрол Митрофанович покивал. - Непонятно, что мы делаем, то ли благо для человечества, то ли зло, то ли и то и другое вместе. Кто стоит за Магистром? Непонятно. Конечно, можно махнуть рукой, как я и делал до недавнего времени, но сейчас - не могу. Вот ваша акция, которую вы так блистательно провели недавно, знаете, как она называется в моих бумагах? "Двери во Вселенную". Каково? Что это значит?
Он умолк, а я разочарованно подумал: "И он ничего не знает. Как же он работает?" И вслух спросил:
- Как же вы работаете?
- А вот так и работаю. Я, конечно, знаю гораздо больше вас, но к чему это все и зачем - для меня такая же загадка, как и для вас.
- А книга?
- Какая книга? Ах, да. Что же, это книга действительно о магии, я ее читал.
- Вы знаете латынь? - поразился я.
- Немного, - он засмущался, налил еще водки. - Совсем немного. Но достаточно, чтобы понять, что все, что мы с вами знаем о магии вздор. Там описана, например, машина Нострадамуса. И ни слова о заклинаниях, заговорах и прочей ерунде. Вот так-то. - Он наклонился ко мне и, понизив голос, проговорил: - Я, конечно, не уверен, но у меня такое ощущение... Словом, мне кажется... Нет! - оборвал он себя. - Все вздор.
Я подождал немного, но он не собирался продолжать. Тогда я осторожно спросил:
- А Бумаги? Как ко мне попадают Бумаги?
- Ах, это? - он улыбнулся. - Разве я вам тогда не объяснил? Это почта. Да-да, всего лишь почта. Ничего интересного, если не считать того, что такую почту на Земле придумают только в конце двадцать первого века. Чаю?
Я не отказался от чая. Наконец, когда с едой было покончено, мы быстро убрали со стола, Фрол Митрофанович снял скатерть, встал в позу факира и сказал:
- Папка. На столе тотчас же появилась папка, битком набитая какими-то бумагами.
- Эффектно, не правда ли? - Фрол Митрофанович тихо засмеялся. Нет-нет, никакого секрета здесь нет, и вы так сможете, потому что эта папка теперь ваша. Вы ведь понимаете, что хранить эти документы в каком-то там обыкновенном сейфе, пусть даже с самыми сверхсекретными замками, нельзя. Поэтому она хранится где-то там... - он неопределенно помахал рукой, - а когда нужно, просто подумайте о ней. Также и почта. Пишете бумагу и думаете о том, кому она предназначена. И все. В папке будут появляться материалы, необходимые вам для работы, вы их просматриваете и принимаете решение о том, кому поручить исполнение. Определение стратегии действий - ваша прерогатива. Естественно, можно запросить пояснения у Магистра, письменно, конечно, но вы сами понимаете, что чем меньше вы будете беспокоить Магистра, тем лучше. И еще вам придется завербовать кого-нибудь на свое место. Слово-то какое - завербовать, - он усмехнулся. - Пахнет шпионами. У меня есть две-три кандидатуры, потом посмотрите, подойдут ли. Вот, собственно и все. Нет-нет, папку не трогайте, просмотрите ее дома.
Я понял, что пора уходить. Фрол Митрофанович проводил меня до калитки, пожелал на прощание всяческих успехов на новом поприще, и я ушел, глубоко разочарованный. По дороге домой мое разочарование трансформировалось в раздражение. Хорошо, думал я, Исполнителю много знать не полагается, но Организатору-то? Не может же быть, что Организатор находится в таком же неведении? А не лукавил ли старик? Ведь не договаривал же он что-то. Разговор о Магистре не замял даже, а оборвал, просто не стал о нем говорить и все, будто проговорился и испугался того, что проговорился. Собирался высказать какие-то свои предположения - не высказал. И застолье он устроил с умыслом, чтобы было легче не договаривать, чтобы было чем занять руки. Чем больше я об этом думал, тем больше убеждался, что старик был себе на уме и оставил-таки мне самому во всем разбираться.
Я пришел домой, разделся, сел в кресло, закурил, и подумал о папке. Ладно, подумал я, разберемся, и потянул папку к себе.