Брови Алексы взлетают удивлённо.
— За глаза Уимберга называют кугуар, а стальной, потому, что нервы у него стальные.
Она уже в курсе талантов Уимберга, любителя играться с добычей, а потом кунать носом в тупости. С виду может быть весь такой милый и ручной, сродни домашнему коту, но это мираж, Андрей дикий, опасный зверь.
Появилось желание срочно поговорить с ним. Уимберг игнорит её просто, реально иногда не хватает навязчивого внимания. Привычка что-ли?
— Завтра Стёпа тебя отвезёт и останется.
— Не-ет, — замотала головой Алекса. — Так дело не пойдёт. Забирай Степана на мальчишник.
— Я всё сказал, — хлопает дверью и обходит машину.
Она не дожидается, выскакивает и жмурится от песка в лицо, прикрывает глаза ладонью.
— Не надо со мной так разговаривать, — смотрит в упор на него, хотя и тяжело.
Грановский крайне удивлён, осматривает придирчиво, ищет причину перемены. Алекса ощущает как внутри разливается жар, она горит раздражением, злобой. Кто там недавно звал былую Алексу, получите распишитесь. Опустила глаза, хочется потереть, нельзя, макияж. Песок видимо всё-таки попал. Выдыхает в который раз за день и запускает руки под растёгнутое пальто, обнимая своего мужчину за талию.
— Дай хоть чуть свободы, мне дышать нечем.
Грановский неуверенно обнимает в ответ, она утыкается носом в рубашку.
— Не могу, — звучит приговором.
Мигом отстраняется от него и идёт к дому.
— Алекса, — прилетает в спину.
По голосу слышит, Грановский растерян, злится и сдаётся. Он не переносит, когда она разворачивается и уходит. Сердце бешено несётся, осознание поступка тормозит дыхание. Сделано, значит надо, очередной шаг через себя, но почему-то нет ни малейшего желания растерзать Богдана в клочья за былые заслуги. Во всём виновата сама. Её выбор очевиден, Грановского любит и желает быть с ним и сейчас и завтра. Как тогда принимать назначенную встречу, как вырвать из себя ощущения, что ставят на колени, как совершить поступок аморальный и жить дальше с тем кого выбрала. В груди горит огнём, может Грановский сможет остановить. Сама прекрасно знает, она пойдёт в этот номер. Конечно, ведь сняла его для своего отдыха на случай пригодится. Словно знала наперёд для чего.
Стараясь держать себя в руках разделась, поднялась в спальню. Хотелось раскидывать по пути вещи, швырять попавшееся под руку, разнести идеальный порядок. Слёзы набегают, неприятные, напоминающие какая она слабая, жалкая, омерзительная дура. Остынь Алекса, остынь... Спокойно повесила платье в шкаф и закрылась в ванной.
Смыв под душем макияж, освежив уложенные волосы шампунем, почувствовала облегчение. До невозможного тянет домой, в эту проклятую квартиру, побыть одной, закрывшись от всего мира. Только долго не протянет без Грановского, он будто вьелся в каждую клеточку, пропитана его запахом, скучает, тянется, как только расстояние увеличивается. Грамотно подсадил на своё присутствие, оплёл невидимыми нитями и как бы не рвалась на волю, вернётся к нему сама.
— Крис, уймись, — спокойно попросил Богдан.
— Ненавижу, когда ты меня так называешь! Лекс, Крис, — передразнила его Кристина.
Богдан удивлённно глянул и выругался сквозь зубы, резко затормозив на красный сигнал.
— Она сейчас причём?
Показной штиль в любую секунду превратится в бурю негативных эмоций.
— Она всегда причём!
— Мы не однократно разговаривали. Не повышай на меня голос. Ты же снова это делаешь, — удивляется своему самообладанию.
Девушка резко разворачивается к нему всем корпусом.
— Кто-то кажись много выпил, — присматривается Богдан.
Она убивая взглядом гипнотизирует.
— Богдан, я люблю тебя, мне не хватает тебя, ты будто не со мной, — голос нетвёрд, эмоции в нём плещут.
Не может ответить, сказать слов нет, да и желания объясняться. Неотрывно смотрит на дорогу, а мысли с Алексой. Стервозная блондинка заполнила его всего своей персоной. Абсолютно плевать на чувства рядом сидящей, даже на слёзы. Алекса права, во многом, брошенном в лицо при каждом скандале. Да, такой, меняться поздно, видимо как и менять. А она бы перевернула всё с ног на голову и обратно, для себя, для него. Сердце болит, агония страданий разрывает грудную клетку, невозможно терпеть.