В клетку или заботливые руки? За что вы все разбираете на куски, никто не хочет спросить, как будет собирать себя обратно. Свобода, что такое свобода?! Кажется её план провалился, снова, с оглушительным треском. Не долюбила, не отпустила, ноет душа, тоскует. Утёрла украдкой сбежавшую слезу, ей так необходимо поговорить с кем-то, выплеснуть. И тогда должно полегчать. Жизненно необходима Вика, выслушает, поймёт, примет.
А пока доедут до обители решения её проблем, остаётся потихонечку дышать и не разреветься. Неделя тишины, полной, такое же безмолвие, как ночью на девишке в его руках. Чего ждала? Кинется в признания, покаится за ошибки, попросит прощения за боль? Дура! Нельзя верить тому, что чувствуешь, хотя бы словам, и то вполне окажутся обманом. Только поступкам. Глупые терзания, прекрасно понимает Грановского не бросит, даже, если Богдан кинет к ногам весь мир и вырвет собственное сердце. Тогда был шанс, теперь нет. Семь дней назад вероятность теплилась, сейчас теряет слёзы по умершим надеждам.
В доме тихо, на кухне Димка, решила не нарушать уединения и пока не заметил, сбежать. В спину прилетело:
— Долго будешь меня избегать?
Развернулся, смотрит. Делать нечего, вошла, включила чайник.
— Чего один? Где все?
Достала заварник, баночки с чаем, поочередно открывала и нюхала.
— Мама с Алисой послали далеко и надолго, — грустно улыбнулся Нестеров, потирая лицо ладонью. — Там покрепче есть, — указывает глазами на соседний шкафчик.
Алекса встрепенулась, понимая о чём говорит.
— Не надо мне покрепче, чаю хочу, продрогла.
После встречи с Андреем до сих пор знобит. Засыпала заварку, залила кипятком. Развернулась к Димке, а хотелось наоборот спрятаться от этих проницательных глаз.
— Наверное по магазинам таскаются, — попыталась перевести тему на менее волнительную.
Сейчас любая для неё трагедия. Свадьба, будущее, Богдан, Грановский.
— Судя по твоему лицу, ещё как надо покрепче, — криво улыбнулся Димка.
Не ответила, врать не хотелось, как и признаваться, тем более ему.
— Богдан расстался с Кристиной, уже неделю как разъехались.
Отвернулась поражённая, сердце понеслось с удвоенной силой. Достала посуду, принялась разливать чай, в холодильнике обнаружила пироженные. Борется с дрожанием пальцев, подаёт Димке кружку, сесть напротив не решается, так и остаётся стоять.
— Ты имеешь к этому какое-то отношение?
— Нет, конечно, — делает глоток, обжигает язык.
— Даже врать разучилась.
— Если ты забыл, через три дня...
— Вот именно, так какого чёрта через три дня выходишь замуж! — вскочил на ноги, кричит.
Испуганно распахнула глаза, дар речи, в который раз за день, испарился. Поставила кружку, сложила руки на груди. Димка свирепо смотрит, окончательно выбивая почву из-под ног.
— Мне жалко вас до такой степени, что хоть реви как ребёнок. Алекса, ты слышишь меня?
Она моргнула, притормозив дыхание, слёзы набежали, сдерживаться больше нет сил.
— Он молчит, ты молчишь.
Тепло пробежалось по сердцу, не рассказал. Вот пусть молчит, всегда.
— Наверное потому, что сказать нечего. Конец, точка, Дим, давно всё, — сама удивлена, голос не дрожит.
— Я вижу, — тяжело опустился на стул, потирая нервно лицо.
Смахнула тыльной стороной ладони сбежавшие по щекам капли. Хватит ныть, это нервы, просто нервы. Так у всех накануне свадьбы. Взялась за горячий чай, медленно выдохнула.
— Мне кажется, как узнала, что брат, любить перестала.
Она внимательно его осмотрела. Не нарочно, само собой так выходит.
— Может и так. Слишком много всего, у меня несварение. Прекрасно понимаю, хочешь поговорить, пока не стоит, Дим, я не хочу.
— Замечательно, — с чувством выдал Димка.
Звонок вырывает из атмосферы уныния. На дисплее Грановский. Без раздумий отвечает, мгновенно сгребая волю в кулак.
— Отпустил водителя, сам заберу, соскучился очень.
— И я, готова выезжать.
— Скоро буду.
Димка сверлит гневным взглядом, отодвигает от себя кружку и просто молча отворачивается.
— Дим, у тебя что-то случилось?