– Ты здесь живёшь? – спросила я.
– Где здесь? – удивился он.
– В этом доме, – уточнила я.
– Нет. Почему ты так решила? —улыбнулся он.
– Ну… – я не смогла объяснить.
– Ложись, – вдруг сказал он.
– Что? Зачем? Ты о чём? Что ты имеешь в виду? – чуть не задохнулась я.
– Небо! Посмотрим на небо. Ты же наверняка думала – зачем тащиться на 113-й этаж без лифта, – он лёг на какую-то горизонтальную поверхность.
113-й? Или мне послышалось? Моё пальто. Мама наверняка заметит. Да плевать. Хочу посмотреть с ним на небо.
– Это что? Не звёзды ведь? – спросила я вслух.
Он смеётся. Классно смеётся. Необидно. Какое у него лицо? Я не помню!!! Я не запомнила!!! Надо срочно на него посмотреть. Он страшный или красивый? Я же не пойму, он ли это, если встречу ещё раз. Узнаю, если только засмеётся. Ну почему у меня такая плохая память на лица? Он что-то спросил?
– Что ты сказал? – решилась уточнить я.
– Устала? – участливо спросил он.
Молчу. Почему? Странно, наверное, то, что я молчу. Надо что-то ответить. Молчу.
– Сколько у тебя времени? – снова задал вопрос он.
Молчу. Я не могу смотреть людям в лицо. Может, поэтому я их не запоминаю. Не во всех странах принято смотреть в лицо во время разговора. Например, в Японии это считается наглостью, грубостью. Мне было бы там комфортнее жить, наверное. Здесь меня фриком считают из-за этого. Особенно учителя злятся, что я не смотрю на них, когда они объясняют. Зачем им это так необходимо, интересно.
А может, на Нижнем берегу тоже не принято смотреть в лицо. Вот было бы здорово. Мне так хочется на него посмотреть. Он же стоял напротив меня. Почему я не посмотрела? Он что-то рассказывает, а я отключилась, кажется. Вдруг он что-то важное сказал, а я не услышала. Может, я опять заснула, как на уроке? Нет. Не может быть. Хорошо, что мы лежим, а то бы он заметил. На чём мы лежим? Я не посмотрела. Неважно. Хорошо лежать. Плохо, что пальто запачкалось. Что скажет мама? Неважно. Хорошо лежать рядом. Друг. Мой. Настоящий.
2. Он
Я неправильно всё делаю. Обычно сначала спрашивают имя. Но я же знаю её имя. Нет, то имя, которым она назвалась при переписке, конечно, не настоящее. Она так странно здесь выглядит. Как инородное тело. Так и есть – инородное тело в нашем мире. Дело даже не во внешнем виде. Я ощущаю её как нечто необычное и непривычное. Но как может быть иначе? Она чужая здесь. Хотя я видел много девчонок с Верхнего берега, но никогда не разговаривал с ними. Она молчит. Не хочет разговаривать со мной. Кто я такой для неё. Они все, кто с Верхнего берега, считают себя королевских кровей. Но зачем-то переписывалась со мной. Переписывалась, потому что не знала, что я с Нижнего берега. Но приехала сюда ведь. Наверняка догадалась, что я живу на Нижнем берегу, тем не менее приехала. Во время переписки мне казалось, что мы друг друга понимаем. А сейчас она такая чужая. Я думал, что она разговорчивая. А она молчит. Может, у них принято общаться только письмами? Я почти ничего о них не знаю, хоть они и живут рядом – на другом берегу реки. Проносятся на машинах по нашему берегу, заходят в салоны и магазины, которые только для них. Всё, что знаю о людях с Верхнего берега, – сплетни, одна другой противоречащие.
Его размышления прервала мелодия вызова на телефоне.
– Извини, мне звонят. Я должен ответить, – сказал он.
Он говорит по телефону. Слышно, что ему отвечают.
– Я занят, – резко сказал он.
– Это срочно, – ответил ему собеседник.
– Что случилось?– также резко спросил он.
– Белые напали на наших в районе цирка, – ответили ему.
– Обзванивай третью бригаду. Я буду через двенадцать минут. На объект А 141 пришли охрану по форме 1. Отбой, – командирским тоном произнес он.
– Извини, у нас ЧП, – заговорил он со мной совсем другим тоном. Мягко и ласково. — Мне нужно идти. Тебя проводят. Не бойся, – отошёл на несколько шагов, вернулся. – Я очень рад, что ты пришла. Мы здорово помолчали вместе. – Он исчез, как испарился, тихо, бесшумно.
Несколько ребят появились так же тихо. Все парни одеты в серое. Самый высокий сказал:
– Пойдём, здесь сейчас небезопасно. Куда тебя проводить? До такси?