– Не надо, – я тут же прервала виноватый голос машины взмахом руки. – Езжай за документами и постарайся быть аккуратным. Если на улице и впрямь так опасно, как ты рассказываешь, то тебе следует избегать появления на людях.
Какое-то время царило молчание. Кожей ощущала на себе взор Майлза, с какой тоской и грустью он смотрит на меня, точно ввергнувшись в не укладывающиеся в голове противоречивые мысли. Кому, как ни ему знакомо чувство брошенности. Именно в этом чувстве сейчас пребывала я, имеющая выбор, но при этом лишенная возможности выбирать.
Я даже не стала провожать девианта, лишь горько посмотрела на него из-за плеча, все так же сидя за столом. Майлз одарил меня не менее горестным взглядом и скрылся за дверью, оставив в компании что-то бубнящего телевизора.
Лестница в подвал представлялась спуском в Ад. Совсем недавно я боялась ощутить привязанность к RK800, теперь же я с упоением осознаю прочность сине-красной нити, опоясывающую меня и этого странного детектива, чьи кодировки и прошлое не дают покоя. И вот, мне предстоит разрезать эту нить тяжелыми ножницами. Разрубить топором образовавшуюся вчера железную цепь, уничтожить легкую, но значимую зависимость от полицейского на столе. Я больше не надевала халат – мне не хотелось представать перед ним в виде техника или исследователя. Хотелось быть простым, обычным человеком со своими ранами на душе, со своими мыслями. Так будет тяжелее прощаться, своими же руками я усугубляю положение, спешно поправляя черные волосы за спиной, разглаживаю короткие рукава и такой же короткий подол обтягивающей, трикотажной ткани, стираю образовавшиеся слезливые потеки под глазами. Мне так не хотелось прощаться… я думала, что у нас будет еще немного времени на общение, возможно, у меня даже получится склонить машину к присоединению, однако один вечер обрубил все под корень. Мало того, что мысль пополнить нашу компанию оказалась провальной, так теперь еще и избавиться от Коннора придется впопыхах.
Я долго не решалась включить машину. Стояла рядом со столом, понимая, что напрягшийся голос и пустота в груди не дадут мне нормально провести последние часы с Коннором, не выдавая смятений. Ими я как раз была полна, и даже флегматик внутри не давал былого спокойствия. Уверена, он поможет сохранить лицо кирпичом, зато сбившийся пульс сердца заставит голос дрожать все сильнее с каждой секундой.
Оттягивать момент было бесполезно. Секунды лишь складывались в минуты, и эти минуты могли перерасти в часы, уменьшая возможность послушать мужской, приятный голос еще немного. Разбудив компьютер, я с некоторое время нетерпеливо постукивала пальцами по компьютерному столу. Спустя несколько минут писк оповестил об активации RK800.
Я не видела, как тот просыпается – стояла к нему боком, устремив взор в экран. Я не видела, как андроид по привычке трется плечами о стол, сгоняя нахлынувшие неприятные ощущения холода. Я не замечала, как губы андроида трогает полуулыбка, как Коннор медленно отводит голову в мою сторону, продолжая смотреть в потолок. Его голос прозвучал пушечным выстрелом, ломая внутреннее решение не выдавать своих смятений.
– Доброе утро, миссис Харди.
Усмешка сошла с моих губ в попытке скрыть нарастающую вину перед машиной. Вместо привычного пожелания доброго утра я, не глядя на Коннора, уселась в кресло. Первые несмелые удары по сенсорной клавиатуре вызвали на экран все временные файлы памяти машины. Я не спешила устанавливать границы фрагментов, которые подвергнутся чистке только по одной простой причине: зачистка памяти Коннора словно бы означала, что я и сама все забуду. Этого мне не хотелось. Немного поразмыслив, я выделила временной отрезок в последнюю неделю и направила их на копирование в заранее приготовленную флэш-карту. Возможность в будущем вспоминать RK800 с помощью просмотра наших встреч через его глаза добавила горечи во рту. Но я все же улыбнулась сама себе, словив очередной симптом образовавшейся привязанности.
– Вы сегодня молчаливы, – отметил Коннор слегка обеспокоенным голосом. – У вас все в порядке?
Шорох кабелей по столу подсказал, что андроид смотрит на меня, повернув голову. Я не могла ответить ему взором в карие глаза, боялась, что выдам сомнения в отношении своих дальнейших действий. Сам-то андроид в скором времени узнает о планах на этот день, однако ему точно не стоит вместе с этим знать о моих переживаниях. Пусть лучше видит каменное лицо и флегматичную непоколебимость, чем чувство вины и тоски.
– Да, все хорошо, – холодно заметила я, вставая из-за стола. Бегунок копирования обязался дойти до конца в течение десяти минут. – Просто не выспалась.
И то была правда, разве что отсутствие сна никак на самом деле не сказывалось на моем состоянии.
Коннор отметил, что на мне нет халата, однако ничего говорить не стал. Я все так же избегала его взгляда, медленно снимая деактивированные заглушки с его тела, от которых не было смысла уже несколько дней. Каждое мое мимолетное прикосновение к машине сопровождалось его вздернутым уголком губ. Коннор не активировал контроллер. Коннору «нравилось» все чувствовать.
– Вы снимаете их, – еще один капитан Очевидность проснулся. – Зачем?
– Они тебе больше не понадобятся.
Андроид расценил это, как акт доверия, но я же, сгорая внутри от обиды и беспомощности, готова была разреветься от осознания истинной причины избавления от заглушек. Лучше бы они оставались на нем все это время, пусть включенные, пусть приносящие боль тому, кто научился чувствовать. Но, по крайней мере, это будет означать, что никто не будет прочищать память RK800, никто не отправит его на все четыре стороны, оставив наедине с жестоким внешним миром. Пару дней назад мне хотелось согреть его своим теплом, спрятав от окружения, а теперь я вынуждена лишить его не просто памяти, но опыта. И как мне потом жить со своей покалеченной совестью?..
Убрав все заглушки, я уже хотела вернуться за стол, как застыла, повернувшись боком к Коннору. Его голубой диод бликовал в свете лампы, и я понимала, что следующие мои слова окрасят цвет светодиода в желтый, а то и в красный. Но я не могла молчать. Воспоминания о том, почему внутри взыграло желание защитить Коннора, не давали утаить случившееся. То, что могло вызвать у RK800 не просто дестабилизацию, но некоторое чувство справедливости. Уверенности в том, что я была права, говоря о балансе вселенной, которая за все требует плату.
– Златко мертв, – наблюдая за бегунком на экране, блекло произнесла я. – Его дом сожгли.
Андроид молчал, за него говорило золотое сияние на виске. Недавнее расположение машины к беседе вдруг сменилось отчуждением. Я пропитывалась им насквозь, стоя рядом с Коннором. Сам же RK800, сурово сдвинув брови вместе, пронзал потолок тяжелым взором.
– Не знаешь, как это могло случиться? – как бы невзначай спросила я, едва повернув голову к машине.
– Нет, – короткое слово, но как много всего в похолодевшем тоне андроида.
Я вернулась за стол, не желая продолжать тему. Разговоры постепенно вытеснили из меня чувство горечи, оставив лишь привкус вины и смирения перед неизбежным. Сидеть в тишине тоже не хотелось, особенно теперь, когда бегунок копирования подходил к концу. Сложив руки на груди, я откинулась на спинку кресла и беспечно произнесла:
– Мне не дает покоя одна вещь. Ты ведь мог вызвать сюда оперативный отряд, связавшись с офисом «Киберлайф». Почему ты этого не сделал?
Андроид явно испытал облегчение от сменившейся темы, однако и эта была ему не совсем комфортна. Тем не менее я заприметила, как теплеет взор машины, как сменяется суровость голоса на мягкость. Коннор непрерывно смотрел в потолок, вздрагивая черными ресницами.
– Должен сказать, что я уже привык к этому месту. Здесь спокойно. Не база «Киберлайф», конечно, но все же здесь намного комфортней, чем на складе.
Я завороженно смотрела на шелестящие губы, наблюдала за всеми движениями головы машины, что как бы кивками пыталась показать свое убеждение в истинности слов. Вчера вечером я была так близка к нему, как никогда. Всего пять дней, а такой взрыв чувств при виде темных глаз. Понимаю, как сильно буду тосковать по мужественному, но мягкому голосу, как сильно буду скучать по возможности дотронуться к мужским губам подушечкой пальца. Мне бы и этого касания хватило на долгие годы, ведь большего я не смела требовать, лишь мечтать.