– У вас очень теплые и влажные губы, – сдавленно, почти шепотом произнес Коннор, все еще сохраняя неприлично близкую дистанцию.
Его шепот вызвал во мне бурю эмоций, при которых все оставшиеся ограничительные рамки спадают. Вздрагивая ресницами и не смея говорить громче самого андроида, я, покрываясь краской, произнесла, совершенно потеряв над собой контроль:
– Внутри я еще теплее, – срывались с моих губ бесстыдные слова.
Андроид, перестав хмуриться, вернул свой взор в мои глаза. Его зрачки блестели, и причиной тому были явно не лампы над потолком. Причиной стал неудержимый интерес с примесью неизведанных тактильных чувств.
– Я хочу знать, каково это…
Очередные сдавленные слова, вызывающие во мне нескончаемый поток эмоций. Ни капли стыда, ни грамма смущения. Я чувствовала себя голодным хищником, что вот-вот с удовольствием разорвет свою жертву на части, вдоволь напившись кровью. Вот только жертвой стал андроид, считающий себя полноценной машиной, а кровью – тяжелый жар внизу живота, не позволяющий мне взять над собой контроль. Словно бы я хотела его себе возвращать.
Не спуская с полных губ Коннора голодного взгляда, я медленно забралась на стол, шурша уггами по металлической поверхности. Коннор с неприкрытым интересом и восхищением наблюдал за тем, как я усаживаюсь на него сверху, как запускаю руку под мужское белье, освобождая внушительный мужской член. Каждое прикосновение к его телу вызывает у него неосознанное замирание грудной клетки, каждое прикосновение трикотажной ткани красного платья играет легкой полуулыбкой на его губах. Совсем забывшись от нахлынувших чувств, я даже не заметила, как начинаю скулить в нетерпении, отодвигая собственное белье в сторону и прижимаясь к нему горячей плотью. Мне так хотелось поцеловать его… а впрочем, почему нет?
Двигаться в таком положении было нелегко, но я игнорировала кабели за андроидом, игнорировала стискивающее движения платье. Впивалась в машину настойчивым поцелуем, заставляя ее учиться новому, неизведанному. Коннор не имел своих привычек, не имел ни малейшего понятия о правильности выражающейся в физическом плане любви, однако умело копировал мои движения, заставляя подвал наполняться звуками переплетающихся языков. Судорожно сжимающиеся мышцы внутри отдавались небольшой болью в примеси с искрами в животе на каждое движение. Я прижималась к андроиду, как могла, неосознанно пыталась слиться с ним в одно целое, позволить поглотить себя в своем тепле, но дурацкое платье не давало полноценного ощущения близости, несмотря на медленные, и от того разрывающие сердце на части ритмичные толчки. Коннор, как и я, явно не был доволен наличием одежды, иначе в следующее мгновение я бы не услышала сказанные прямо в губы слова:
– Сними его… – хрипло произнес охотник, хмурясь и моргая на каждое ощущение сжимающих мужскую плоть мышц.
Вызванная столь непривычным обращением Коннора улыбка смешивалась с едва различимыми стонами, вырывающимися из самой груди. Несколькими неловкими движениями рук я кое-как стянула платье через голову, обнажая черное белье. Процесс вынудил остановиться, однако как бы я не пыталась быть аккуратной, все равно едва не залепила андроиду локтем по лицу. Коннор на эту неуклюжесть лишь туманно усмехнулся, точно мы не в первый раз уже предаемся изучению друг друга на холодном столе.
– Прости… – со сдавленным смешком произнес женский хриплый голос, как только платье было откинуто на пол. Больше никто из нас слов не произносил, настойчиво отдавая предпочтение страстным поцелуям.
Сама того не подозревая, я учила его правильным движениям: покусывала нижнюю губу, изучала собственными губами мужественную шею, ворошила пальцами темные волосы. Изредка натыкалась на дурацкие кабели, но вскоре приноровилась рефлекторно обходить их стороной. Они не смущали меня, меня вообще ничего не смущало: ни отсутствующие у машины руки и ноги, ни подключенные к затылку шнуры диагностики, ни красный, едва не искрящийся диод. Я слышала его хриплое, рваное дыхание, что система адаптации выбрала, как наиболее оптимальный вариант в данной ситуации, все больше жалась к нему, отмечая карие закатывающиеся глаза, неразличимые мужские стоны. Я ведь сама захлебывалась в пропитывающих тело чувствах. Двигающиеся вверх-вниз женские бедра покрывались мурашками на каждое скольжение, некогда холодный и тихий подвал стал жарким и тесным. Мир вокруг нас словно сужался, не было ничего, кроме двоих на холодном хирургическом столе, что слегка поскрипывает от шелеста кабелей по металлической поверхности. Майлз, ФБР, ультиматумы – все осталось наверху, за закрытой в подвал дверью, и я благодарила за это вселенную, все быстрее и быстрее двигаясь на прижимающимся ко мне Конноре. Не прошло и пяти минут, как андроид уже выработал свои собственные привычки, нетерпеливо, но все еще неумело исследуя языком впадины у выступающих ключицах. Он изредка утыкался носом в женскую шею, его хриплые стоны смешивались с моими беспомощными всхлипами. Пусть девиант, отдавший последние полтора года жизни общему делу, умел гораздо больше благодаря опыту и установкам. С Коннором все равно было лучше. С Коннором было великолепно до щебечущих в груди тропических птичек, подгоняющих скорый финал в человеческом организме, что уже на протяжении нескольких дней мечтает только об одном – прикоснуться, стать ближе, согреть своим теплом.
Мне хотелось говорить ему о том, как сильно он мне нужен. Как сильно я нуждаюсь в том, чтобы чувствовать его вот так близко каждый день, но я молчала, ощущая, как вместе с нарастающим в теле наслаждением по сосудам бежит отчаяние от скорого прощания. Не время портить столь изумительный момент… не время заставлять RK800, что в первый и в последний раз чувствует себя по-настоящему нужным, ввергаться в боль от ощущения своей ненужности. Коннор рефлекторно пытался прижиматься ко мне сильнее, его система напрочь забыла о недостающих конечностях, и все его неловкие движения плечами говорили о потребности охотника согреться человеческим теплом. Я прижимала его к себе за спину, старалась двигаться быстрее в сладком предчувствии дурманящих мозг вспышек внизу живота. Это было так странно… любить друг друга посреди подвала, под светом ярких ламп, на ледяном столе. И еще страннее было видеть красный броский цвет на вике «стабильной» машины, получая от его вида самое настоящее удовольствие.
Искусственное тепло Коннора было похлеще, чем самый забористый алкоголь. Я пьянела на глазах, двигаясь все быстрее и порывистей, зарываясь пальцами в его волосы, покрывая поцелуями его лицо. Уже летала где-то в облаках, покрываясь волнами бесстыдных мурашек, и ни разу не жалела об этом недолгом времени раскрепощения своей души. Рассказы об аварии, о заключении в тюрьме, в нарушенном правиле не лезть в чужую память – все это был своеобразный путь к возможности познать RK800 не со стороны систем и программ, но со стороны его истинности. И пусть он убежден в своей «правильности». Наплевать. Я слышу срывающиеся с его губ мужские стоны, вижу, как вздрагивают черные ресницы покрытых дымом карих глаз, как сильно он старается прижаться к моей груди в поисках упоительного тепла женского тела. Я знаю, кто он такой. Но теперь не знаю, кто я сама.
Недавние тихие всхлипывания превратились в откровенные вскрики, когда наслаждение начало накатывать водопадом. Спина выгибалась в инстинктивной попытке вобрать в себя как можно больше удовольствия, и это позволяло машине полноценно покрывать меня нетерпеливыми поцелуями. Сознание постепенно приходило в себя, вдоволь налетавшись среди звезд. Оно вернулось в потряхивающее от пережитого тело, при этом стараясь еще немного побыть там, в тумане наслаждения. Ведь стоит тому развеяться, и многоточие в конце истории превратится в уверенную точку. Этого мне хотелось сейчас меньше всего.