Я: А идея оказалась плодотворной. Принято.
Вроб: Мы ее осуществили, и обнаружили четыре тайника, в которых находились фильмы – может, четыре с половиной, если считать вещицы, которые Ян приобрел в краеведческом музее Кварри Аржент. Все они в свое время были пожертвованиями из частных коллекций. Один тайник оказался под хоккейным катком в Чейсте, устроенном на месте, где раньше был кинотеатр; другой на чьем-то чердаке поблизости от городка под названием Йор Липс, третий в стене дома свиданий, расположенного в городке под названием Гадс Иар [4]. Четвертый… Ян рассказал бы о нем намного лучше меня. Это прикольная история.
Я: Так значит, кадры, использованные в «Безымянных 13», ты похитил из тайников, обнаруженных Маттеусом?
Вроб: Зачем такие резкости, Луиз? Не похитил, а использовал. Тебе хорошо известен мой метод. Во время каталогизации, еще перед реставрацией, я снимаю кадры с монитора на свою камеру Super 16, накладываю сверху москитную сетку и раскачиваю туда-сюда. Согласись, получается эффектно.
Я: И как к этому отнесся Маттеус?
Вроб: Без особого восторга. Именно поэтому я больше не работаю в киноархиве. Правду сказать, мы бы с ним все равно порвали, так или иначе. Он страшно занудный тип и надоел мне до чертиков. А тут как подвернулась причина. Я, конечно, не жалею о том, что так поступил. Вы же видели, каков результат. (Пауза) Понимаете, Луиз, я убежден, что канадское кино принадлежит всем. Меня поражает, что большинство канадцев так не считает. Кстати, это одна из причин, по которой я начал работать в киноархиве и связался с Яном. Вы спросите, почему я так считаю? В Овердире, когда я был мальчишкой, я видел банду отморозков, которые сложили несколько катушек пленки, покрытой нитратом серебра, и подожгли. Она очень быстро сгорела дотла. Катушки они обнаружили в старой церкви на городской окраине, где, как я догадываюсь, в прежние времена иногда показывали кино. Железные коробки поржавели насквозь и не открывались, и они колотили их металлическими прутьями, а когда коробки наконец открылись, выяснилось, что часть пленки превратилась в слизь… Господи, как ужасно все это воняло! Словно маринованные трупы. Но были и такие коробки, где пленка сохранилась прекрасно. Как видно, там были соблюдены все параметры безопасности. Какой-то парень схватил катушку и принялся рассматривать пленку на солнце. Прищурившись, можно было увидеть крошечную серебристую картинку в каждом квадратике. Мне даже казалось, что картинка вибрирует и слегка движется. И я никак не мог понять, зачем уничтожать такое… такое старинное, прекрасное, важное. Зачем они свалили пленку в кучу, точно мусор, и подожгли, словно осиное гнездо. Но начальник местной пожарной команды сказал моему отцу, что пленка представляет слишком большую опасность, чтобы ее хранить. По его словам, можно было только удивляться, что она сохранилась до сих пор. «Эта дрянь вспыхивает сама по себе. И когда горит, испускает ядовитые газы». И отец сказал мне, раз так, все правильно, ее надо было уничтожить, прекрати скулить, никой особой ценности эта ерунда не представляла. Луиз, я знаю, вы меня понимаете: речь шла об истории, нашей истории, и никто не дал себе труда сохранить эти бесценные свидетельства.
Был ли во всем этом элемент притворства? Даже тогда мне трудно было определить. Вне всякого сомнения, Вроб был склонен к актерству, но на глазах у него блестели самые настоящие слезы. Впрочем, не исключено, все дело в пиве. Или в музыке.
Так или иначе, ничего более внятного я от него не добилась и в конце концов остановила запись. Но он упорно твердил о том, как ему нравится именно этот фильм – эта подборка фильмов – лишь потому, что все они были в ужасающем состоянии и смотреть их приходилось под углом или сбоку. Иначе невозможно было понять, что происходит на пленке. Попытка взглянуть на нее прямо лишь причиняла боль глазам.
– И при этом казалось, что на пленке ничего нет? – уточнила я.
– Нет, напротив, что-то там было, – рассмеялся он. – Тот, кто все это снял, не хотел, чтобы мы это видели. Так что поймать это «кое-что» не так просто. Надо выждать, пока оно утратит бдительность и высунет голову. Только тогда его можно схватить.
Этот треп продолжался до тех пор, пока к нашему столику не подошел Леонард Уорсейм. Взглянув на своего приятеля, он закатил глаза и сказал, что Вробу пора баиньки. После того как они ушли, я вызвала такси и поехала домой.
– И какая у него точка зрения? – спросил меня Саймон тем же вечером, когда мы готовились ко сну. Кларк угомонился сравнительно рано, как с ним всегда бывало, если папочка был за хорошего полицейского. Саймон чистил зубы, а я орудовала зубной нитью над кухонной раковиной, так как наша крохотная ванная комната не способна вместить двух человек одновременно. Прополоскав рот и сплюнув, я наконец ответила:
4
Названия городков Your Ear и God’s Lips складываются в перевернутое выражение «from your lips to God's ears» – «твои слова да богу в уши».