Совокупность этих принципов в сочетании со свободными выборными процедурами дают «либеральную демократию», задача построения которой встала перед европейскими странами после Второй мировой войны.
Демократия без золотого века
Мюллер отмечает важную вещь: «Мы сможем разобраться в особом характере демократий, построенных в Западной Европе после 1945 г., только если поймем, что они строились с оглядкой на недавнее фашистское прошлое и претензии восточных конкурентов на “подлинную” демократию. Послевоенные демократии создавались не просто в противовес государственному террору или агрессивному национализму, но и в противовес тоталитарной концепции стихийного исторического действия, осуществляемого коллективными политическими субъектами, такими как нацистская Volksgemeinschaft».
Кроме того, Мюллеру удается подметить еще один существенный момент в понимании современных европейских демократий. Говорить, что во второй половине XX века происходило «возвращение демократии» или «возвращение либерализма» сначала в большинстве стран Западной Европы, а затем в Южной и Восточной Европе, — значит высказывать хотя и правильный, но с исторической точки зрения слишком общий тезис. Скорее европейцы создали нечто новое, а именно весьма ограниченную демократию (прежде всего с помощью неизбираемых институтов, таких как конституционные суды).
«Конституционалистский этос таких демократий был, несомненно, враждебен идеалам неограниченного народного суверенитета, а также “народным демократиям” и, позднее, “социалистическим демократиям” на Востоке, которые в теории продолжали опираться на понятие коллективного (социалистического) субъекта, овладевающего историей. Часто забывают, что этот новый набор институтов не оправдывался унаследованными политическими языками либерализма, поскольку, как считалось, именно либерализм проложил путь к тоталитарным кошмарам XX века. В том же свете должны быть поняты и две особенно важные послевоенные новации — демократическое государство благоденствия и Европейское сообщество. Первое должно было предотвратить возвращение к фашизму, предоставляя гражданам гарантии защищенности или даже, как это однажды сформулировал британский лейборист Най Биван, “безмятежного существования”. Европейская интеграция, с другой стороны, должна была наложить дополнительные ограничения на национально-государственные демократии с помощью неизбираемых институтов».
И здесь мы можем согласиться с Мюллером в том, что это ставит под сомнение само существование в годы после Второй мировой войны «золотого века» демократии. Те политические конструкции, которые были хороши для обеспечения безопасности и безмятежности послевоенного существования Европы и защиты от угрозы фашизма, коммунизма и взаимного национального уничтожения, — эти политические конструкции постепенно разболтались, износились и сейчас содержат в себе заряд довольно чувствительных опасностей совсем другого рода.
Фото: Reuters
Капитальная эффективность
Каталог угроз для существования современного демократического мира подробно рассматривает, например, Стейн Ринген , делая это в контексте разрушающегося баланса «законодательная власть—исполнительная власть—судебная власть» в национальных государствах ЕС, приводя свидетельства кризиса послевоенной «экономической» демократии (который, как он считает, не затрагивает политические аспекты демократии) и указывая, что «пять тенденций, заметных на том поле, где встречаются демократия, публичная политика и капитализм, содействуют решительным переменам в балансе власти».
Вот эти тенденции.
Во-первых, в ходе экономического роста колоссально усиливается сама экономическая власть. Политическая власть остается неизменной: у каждого избирателя только один голос. Экономическая власть возрастает: каждый держатель капитала получает прибавку к своему состоянию. Чем крупнее капитал, тем громче его голос.
Во-вторых, частный капитал не только накапливается, но и все сильнее концентрируется в руках небольшой элиты. Да, владельцами значительных состояний оказывается все больше людей, но одновременно происходит общая концентрация капитала вследствие его перераспределения.
В-третьих, в ходе экономической либерализации частный капитал получает (впервые или снова) доступ к сферам, ранее находившимся под непосредственным политическим контролем. В европейских благотворительных государствах коммунальные услуги подвергаются массовой приватизации, а общественные услуги (от школ и больниц до транспорта и тюрем) все в большей степени предоставляются разнообразными смешанными «частно-государственными компаниями».