Действительно, ситуация имеет серьезные негативные стороны. Главная — в том, что даже читателю, искушенному в нынешней культурной ситуации, сориентироваться трудно: десятки, сотни имен, почти полное отсутствие критики и рыночных механизмов в этой сфере, каналов, позволяющих общаться представителям разных поколений, — все это лишает ориентиров. Человек, имеющий легкий интерес, просто не знает, с чего начать, если же он начал — то не знает, в каком контексте оценивать прочитанное, как опознавать современную поэзию. Даже когда ему нравится, он не уверен в этом, он может доверять своему мнению, а с авторитетными мнениями в этой сфере в целом беда. Для пишущего эта ситуация оборачивается прежде всего потерей читателя, маргинализацией, неуверенностью даже не столько в своих собственных способностях, сколько в перспективах такого языка, как поэзия. Сегодня как никогда каждый пишущий отстаивает не столько свое право писать, сколько право поэзии на существование в качестве одного из необходимых культурных языков.
Миром правят идеи, и еще десять лет назад состояние культурной мысли оставляло открытыми все ключевые вопросы о будущем поэзии. Поскольку все пути в ней были маргинальными — магистральных не существовало. Поэзия развивалась в основном экстенсивно, ударяясь то в эксперимент, то в документ, и тоталитаризму этой горизонтальной логики противостояли только одиночки, хранители высоких традиций, монахи от поэзии. Но магистральный путь, кажется, все-таки формируется. Для нового поколения поэтов, которые еще только входят в текущий литературный процесс, существует круг неоспоримых ценностей в сфере поэзии. Это большое завоевание. На этом фундаменте, видимо, и предстоит построить новую классику постсоветского периода. На этом пути совершается и преодоление важного порока советской поэзии — она предпочитала питаться от жизненных реалий, не обращая внимания на культурные традиции. Обретение традиции — главный сюжет постсоветского периода развития русской поэзии. Впрочем, попробуем обозначить ключевые действующие силы современной поэзии.
Главные герои — семидесятники
Если попытаться одним словом описать верхушку сегодняшнего поэтического пантеона в России, то невозможно будет обойти слово «семидесятники». И не столько в значении возраста авторов, сколько как типологическое определение мировоззрения, характерного для поколения.
Главное, что нужно сказать о семидесятниках, — они резко отличаются от шестидесятников. Когда Иосиф Бродский говорил о Евгении Евтушенко «если он против колхозов, то я — за», то он, как семидесятник, реагировал на типичного представителя предыдущего поколения. Шестидесятничество светилось энтузиазмом охваченной большими стройками страны, жаждой искренности и отзывчивости в литературе, причем одинаковой отзывчивости как на движения души, так и на строительство Братской ГЭС. Шестидесятники были коллективной силой, оказавшейся в какой-то момент в авангарде всего советского общества. А семидесятники уже не принимали никаких коллективных ценностей. Они оказались очень чутки к идеологической манипуляции, у них, как правило, не было общих интересов с государством. Это были люди, сбежавшие в культуру, индивидуалисты-самоеды. Их повышенная рефлексивность связана с невысоким, в общем-то, представлением о том, на что по своей природе способен человек. Их поэзия — голоса частных людей, их монологи произносятся не с площади, их поэзия не должна собирать стадионы.
Евгений Рейн...
Первыми крупными поэтами-семидесятниками стали Владимир Высоцкий и Иосиф Бродский, один — народный любимец, другой — сначала «тунеядец», а затем Нобелевский лауреат. По возрасту — 1938-й и 1940-й годы рождения соответственно — они вполне могли принадлежать предыдущему поколению, но, будучи детьми «оттепели», они были чужды ее половинчатым ценностям, ни тот ни другой в принципе не мог вписаться в официальную литературу. Это были фигуры, которым выдалось сыграть важную роль: они фактически переплавили невинную энергию шестидесятничества в нервные и неровные формы нового поколения, они увели аудиторию, привыкшую к стадионно-площадной поэзии, в сферу индивидуального экзистенциального ада.
К этому же поколению из здравствующих ныне и сопоставимой значимости поэтов принадлежат Александр Кушнер, Евгений Рейн и Олег Чухонцев. Все трое — лауреаты национальной премии «Поэт» и ряда премий поменьше. Входили в литературный процесс старшие семидесятники по-разному: Бродский почти мальчишкой и со скандалом, Высоцкий — сразу же, но нелегально, Рейн и Чухонцев — с большим опозданием. Например, первая книга Рейна, у которого Бродский многое взял на начальном этапе, вышла в 1989 году. По каждому из этих имен уже существует внушительная критическая литература. Приведем цитату из Рейна, по которой видно, как поэт умеет подавать такие большие темы, как осмысление истории, через детальный до крайности быт маленького человека. Это умение — одна из общих черт поколения: