В свою очередь, запоздалое признание заслуг Вернадского на Западе во многом объяснялось еще и языковым барьером: все основные его работы по биохимии, или, в современной трактовке, по проблемам окружающей среды, печатались на французском языке. Первый официальный перевод на английский ключевого произведения Вернадского «Биосфера Земли» был сделан лишь в 1988 году.
Как известно, термин «биосфера» был впервые употреблен еще в 1804 году французским ученым Жаном Батистом Ламарком, однако Вернадский вложил в него совершенно иной, гораздо более глубокий смысл. Для совокупности населяющих Землю организмов он ввел термин «живое вещество», а биосферой стал называть всю ту среду, в которой это живое вещество находится, то есть всю водную оболочку Земли, поскольку живые организмы существуют и на самых больших глубинах Мирового океана, нижнюю часть атмосферы, в которой обитают насекомые, птицы и люди, а также верхнюю часть твердой оболочки Земли — литосферы, в которой живые бактерии в подземных водах встречаются до глубины около двух километров.
В биосфере, согласно терминологии Вернадского, существует «пленка жизни», концентрация живого вещества в которой максимальна. Это поверхность суши, почвы и верхние слои вод Мирового океана. Выше и ниже нее количество живого вещества в биосфере Земли резко убывает.
Что же касается ноосферы, то этот термин Вернадский впервые публично использовал в 1937 году в докладе «О значении радиогеологии для современной геологии», который он прочитал на 17-й сессии Международного геологического конгресса (его обобщающая работа «Научная мысль как планетное явление», судя по дневникам и письмам Вернадского, в основном была написана в 1937–1938 годах). Как отметил в этом своем выступлении Владимир Иванович, «исторический процесс на наших глазах коренным образом меняется. Впервые в истории… человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом, становится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть ноосфера».
Однако, по большому счету, коллег или учеников Вернадского, которые могли бы продолжить это важнейшее направление его научной деятельности после его смерти, не нашлось: практически никто из них в советское время эти идеи всерьез не понимал и не пытался развить (чуть ли не единственным исключением был его близкий друг Борис Личков, который позднее сам написал книгу о переходе биосферы в ноосферу, но этот его труд до сих пор так и не опубликован).
Философский скептик
Сам Вернадский неоднократно называл себя «философским скептиком». В одной из немногих своих прижизненных публикаций в советское время, в той или иной мере затрагивающих мировоззренческие вопросы, он более четко обозначил, что именно имел в виду под этим скепсисом: «Это значит, что я считаю, что ни одна философская система (в том числе наша официальная философия) не может достигнуть той общеобязательности, которой достигает (только в некоторых определенных частях) наука. Для меня ясно лишь одно — в научном изучении биосферы лежит корень многих не только научных, но и философских касающихся человека проблем; современный взрыв научного творчества, особенно интенсивный в области наук астрономических и наук об атомах, с которыми биогеохимия связывает науки о жизни, должен привести к новому расцвету философской мысли. “Кризис” заключается в том, что все старые философские построения не охватывают новое, быстро растущее научное описание реальности».
Однако будучи человеком мудрым и осторожным, после возвращения в 1926 году в СССР он принципиально воздерживался от речей или статей на идеологические темы и тем более от прямой критики марксистско-ленинских теорфилософствований. Единственное и притом весьма условное исключение — официальная публикация в начале 1930-х довольно жесткой полемики Вернадского с академиком Дебориным в журнале «Известия АН», которая закончилась для него благополучно, хотя, разумеется, могла привести к очень печальным последствиям.
Весьма язвительные комментарии к той же «Диалектике природы» Энгельса и к ленинскому «Материализму и эмпириокритицизму» можно обнаружить только в личных дневниках Вернадского и отчасти в его последней обобщающей работе «Научная мысль как планетное явление», заканчивая которую он прекрасно осознавал, что ее полная версия вряд ли когда-либо будет официально одобрена цензурой. В самом ее конце есть несколько четко прописанных параграфов, отражающих истинную позицию Владимира Ивановича по отношению к диамату. Так, в этой работе Вернадский пишет, что «официальный диалектический материализм… никогда не был систематически до конца философски выработан, полон неясностей и непродуманностей», и особо подчеркивает: «Философы-диалектики убеждены, что они своим диалектическим методом могут помогать текущей научной работе. Мне представляется это недоразумением. Никогда никакая философия такой роли в истории мысли не играла и не играет. В методике научной работы никакой философ не может указывать путь ученому, особенно в наше время».