Рисунок: Константин Батынков
Нет, мы не пытаемся уличить своих оппонентов в следовании Вашингтонскому консенсусу. Задача ставилась так: перечислить принципы господствующей экономической школы, практическое применение которой, на наш взгляд, является причиной торможения экономического роста в нынешнем году, а в прежние годы ограничивало этот рост количественно и качественно.
В основу нашего подхода легло раздражающее ощущение, что упомянутые принципы вошли в речевой оборот и язык СМИ в качестве вирусных мемов — расхожих идей, настолько привычных, что их никто уже не способен воспринять критически. Из них составляют фразы, говоря об экономике, участники светских вечеринок и представители министерств. Сомневаться в правильности этих мемов неприлично. И все же мы считаем их глубоко неверными, по крайней мере применительно к современной России.
Как возможный источник мемов была взята «Стратегия-2020». Она, надо, наверное, напомнить, была опубликована весной прошлого года, готовилась в качестве программы правительства, но официально таковой не стала. Попутно, правда, выяснилось, что де-факто «Стратегия» во многом исполняется. Мемы обнаруживались методом, соответствующим их природе: если какое-то утверждение оказывалось очень знакомым и привычным, часто употребляемым, оно выписывалось. Оказалось, что из таких утверждений состоит едва ли не вся «Стратегия». Но это в данном случае второстепенно, ее комплексный анализ в нашу задачу не входил. Она послужила лишь донором мемов. А вот откуда они попали в наш экономический дискурс?
Повторим, мы не пытались доказать, что наши оппоненты следуют Вашингтонскому консенсусу. Наоборот, сам этот консенсус стал уже казаться каким-то мемом. Тогда возник вопрос: а был ли Консенсус?
Он все-таки был. Расхожие идеи отечественного экономического дискурса почти целиком взяты именно оттуда. К тому же в радикальной интерпретации.
Это вовсе не обвинение. Наоборот, многие скажут: ну и хорошо! Сформулированные в 1989 году экономистом Джоном Уильямсоном десять принципов, которые, по его мнению, выражали согласованную политику «политического и технократического» Вашингтона в отношении погрязшей во внешних долгах Латинской Америки, приобрели в то время необычайную популярность. Они действительно помогали внешним инвесторам и международным институтам зарабатывать на развивающихся странах деньги и авторитет, а самим таким странам — стабилизировать экономику и добиться некоторого роста.
Как только начал рассыпаться Восточный блок в Европе, а затем СССР, политика Консенсуса была применена на постсоветском пространстве. Она в меру разумна, в чем-то выглядит само собой разумеющейся, хотя и имеет принципиальную особенность: явно и не очень явно предпочитает интересы внешних по отношению к национальным экономикам агентов их собственным интересам.
Основные меры Вашингтонского консенсуса — это профицит бюджета, сокращение госрасходов и их локализация в сферах медицины, образования и инфраструктуры, расширение налоговой базы, реальная положительная ставка процента, благоприятный для экспортеров обменный курс (в дальнейшем — свободно плавающий курс), либерализация внешней торговли, либерализация притока прямых иностранных инвестиций, обязательная приватизация государственных предприятий, дерегулирование экономики. Гарантирование прав собственности, по признанию Уильямсона, приписано сюда, чтобы получилось круглое число пунктов.
Сам автор Консенсуса отмечал, что «Вашингтон не всегда практикует то, что проповедует иностранцам». Он также писал, что «ни одна из идей, порожденных идеями экономики развития… не играет никакой существенной роли в Вашингтонском консенсусе», и что в связи с этим возникают сомнения в правильности такой линии «неявного устранения от развития».
Однако, несмотря на сомнения автора Консенсуса, за минувшее с конца 1980-х время эта линия только усилилась. Поскольку развитые страны начали было выводить свою промышленность в третий мир, то именно в таком ключе там стали говорить о концепции постиндустриального общества. Это нашло самое сильное отражение в отечественных мемах. Возможно, так задним числом ищется оправдание политики реформаторов гайдаровского призыва, приведшей у нас к обвальной деиндустриализации. Но зачем же проецировать эти ошибки в будущее, подводя под них «теоретическое» основание, в то время как США и другие страны промышленного капитализма проводят реиндустриализацию?
А затем, что индустрия и идеи Консенсуса несовместимы. О. Ананьев, Р. Ханткулов и Д. Шестаков отмечают в статье «Вашингтонский консенсус: пейзаж после битв» (журнал «Международная экономика и международные отношения, 2010 год): «Наиболее существенными оказались подвижки в отношении промышленной политики. И в первоначальной версии ВК, и в его дополненной версии 1997 г. отношение к такой политике было резко отрицательным. Формально эта позиция получила подтверждение и в 2003 г., однако на этом этапе круг задач экономической политики был дополнен созданием национальных инновационных систем, призванных выполнять часть функций, которые традиционно ассоциировались с промышленной политикой». Отечественные неолибералы (а ВК общепризнанно носит неолиберальный характер) строго следуют этим идеям, наглухо изолировав инновационную политику от индустриализации и возведя ее в ранг самостоятельного культа.