Однако для нас сегодня важен именно первый участок, потому что мы из рецессии выходим или пытаемся выйти. Что происходит там? Почему накопление капитала приводит к очень ограниченному снижению затрат труда? Ответ заключается в том, что в начале этот процесс носит точечный характер. Только лучшие компании, с прекрасным менеджментом, удачно выбравшие рынок, владеющие новыми технологиями, способны накапливать капитал в условиях рецессии — когда тотальный спрос низок, денег в экономике мало. Но их усилий, масштаба недостаточно, чтобы развернуть движение всей системы. Если ситуация не ухудшается (а у нас это так), то этим компаниям начинают подражать другие, и скорость замещения труда капиталом возрастает, но все-таки необходимы дополнительные макроусилия или макроусловия, чтобы этот процесс начал носить обвальный характер. При этом очень важно понимать, что если потенциал этого обновления капитала высок, то макроусилия (часто связанные со стимулированием или естественным расширением денежного предложения) не приводят к росту цен (или приводят только к краткосрочному их росту), так как инфляция является оборотной стороной достигнувшей предела производительности (а мы, согласно схеме, только в начале пути).
Возвращаясь к критике российской экономической мысли, хочется заметить, что мы уже однажды прошли весь этот цикл, и печально, что никто не стал изучать природу роста 2000–2008 годов, а вместо этого все не переставали поминать «сырьевое проклятье». А ведь происходили удивительные для честного неолиберала вещи. Например, при колоссальном росте денежной массы — а темпы ее роста были 40–60% в год — инфляция, в отсталой-то сырьевой экономике, снижалась! Причем тарифы росли все равно быстро. А темпы роста цен сами собой, без административного контроля, упали с 25% в год до 7–8%. Как это объяснят неолибералы?
Кто такие инновации
Одна из причин непонимания процессов — слишком узкая трактовка понятия «инновации». Вообще-то инновации как системное для экономики понятие ввел Шумпетер. Но он (широкой души австриец) считал инновациями любое деяние, принципиально меняющее порядок вещей в сложившейся ранее экономической системе. Он называл пять типов инновации: новые рынки, новые технологии, новые товары, новые ресурсы, новые методы управления. Любое из этих действий меняет систему, но чаще они выступают в совокупности, что и дает взрывной рост. Позволим себе сказать, что один из современных признанных теоретиков технологического развития Карлота Перес фактически добавляет к этим типам инноваций новые финансовые продукты, так как ее наблюдения показывают, что технологические уклады рождают удобные для себя формы финансирования своего развития. На конференции «Эксперта» прошлой осенью, услышав стенания русских экономистов о том, что у нас плохой инвестиционный климат, она просто завопила от возмущения: «А вы напряглись, подумали, как сделать инвестиции привлекательными, вы придумали какие-нибудь новые финансовые продукты, условия — хоть что-нибудь?!» Или (добавим от себя) будем только на суды кивать?
Новый председатель Банка России Эльвира Набиуллина выступает за разумную преемственность политики регулятора
Фото: ИТАР-ТАСС
Если с точки зрения такого широкого подхода к инновациям посмотреть на период 1999–2008 годов, то мы увидим, что нашей инновацией, приведшей к колоссальным для того времени накоплению нового капитала и скорости роста богатства нации, был осмысленный системный и масштабный выход на мировой рынок углеводородов. Как известно, за этот период объем экспорта нефти и газа вырос в два с половиной раза, существенно превзойдя уровни советского периода. Вы скажете: нам повезло. Без везения, то есть без подходящей конъюнктуры, экономические системы вообще не меняются и не растут. Идти против спроса невозможно. Искусство и работа капиталиста заключаются в том, чтобы, уловив ветер, построить организацию, способную двигаться в этом направлении. Вот представим себе, что сегодня возникнет масштабный спрос на воду — мы сможем его использовать?