Важно признать, что это рынок, который сам должен решать, будет он зарабатывать деньги или нет. В России действительно очень высокие ставки по банковским кредитам, это препятствие для развития отрасли. Но у нас вся экономика иначе работает, это не связано с рыбной отраслью. Двадцать лет назад наши рыбные компании были совсем маленькими, потом пошли слияния, и в результате у нас сейчас самые крупные производители семги в мире. Раньше у нас тоже были проблемы с реализацией, но потом был создан НКР, цель которого — способствовать постоянному спросу на норвежскую рыбу. Теперь в нашей стране одна организация объединяет всех экспортеров рыбы и способствует их продвижению.
40% норвежского экспорта приходится на выловленную рыбу и морепродукты, остальное — продукция аквакультуры. 95% всей выращенной рыбы — семга
Фото: Олеся Тарасова
— В России на законодательном уровне больше внимания уделяется вылову рыбы, нежели аквакультуре и переработке. На что вы ставите акцент?
— В Норвегии мы больше выращиваем рыбы (в прошлом году доля продукции аквакультуры составила 61 процент), чем вылавливаем. К примеру, по результатам первого полугодия этого года выяснилось, что стоимость экспорта аквакультурной рыбы растет, а выловленной рыбы, наоборот, падает.
Мы замечаем, что в России законодательство играет важную роль, а в Норвегии оно работает так, что не мешает бизнесу. Большое значение уделяется снижению административных барьеров. Главное, чтобы рыбаки и рыбоводы беспрепятственно занимались своим делом. Да, у нас есть вопросы о распределении квот, реструктуризации, прибрежном рыболовстве, но я не вижу, чтобы у нас возникали острые дискуссии.
Наши предприятия спокойно выращивают или вылавливают рыбу, а затем продают ее торговым организациям через рыбные биржи. Формирование цен на рыбу происходит на биржах. Цена на семгу, которую мы поставляем в Россию, — это результат цены на мировом рынке. Между тем Россия отличается от других рыбных рынков. Как правило, в других странах у нас работают свои представители, они создают дочерние компании и сами развиваются на рынке. В России этого не происходит, по вашим законам наши экспортеры имеют право работать только с импортерами по эксклюзивным контрактам.
Другая проблема в том, что по российским правилам, прежде чем мы начнем экспорт рыбы, каждый завод в Норвегии должен быть проверен Россельхознадзором. У нас есть очередь из компаний, которые ждут российских инспекторов, но мы не знаем, когда они приедут, и вообще мало на каких предприятиях ваша инспекция была. Сейчас у нас всего тридцать компаний, которые могут свободно экспортировать рыбу в Россию. С вступлением России в ВТО мы надеемся, что ситуация изменится. Прежде всего, доступ к рынку будет более открытым и прозрачным, а правила и регламенты будут такими же, как в других странах.
— Как, по- вашему, трансформировалась мировая торговля рыбой за последние десять- двадцать лет?
— Происходящие изменения — естественный процесс развития в современной глобальной экономике. Если раньше в Норвегии было много перерабатывающих заводов, то теперь многие из них пришлось закрыть. Например, треску мы отправляем в Китай, там дешевле филетировать. Затем она реэкспортируется в Норвегию и реализуется на внутреннем рынке. В Норвегии появляются новые перерабатывающие заводы, но они дают принципиально другое качество. Большинство современных компаний ориентируются на производство свежих продуктов — например, некоторые упаковывают рыбу только в том случае, если с момента ее вылова прошло не более четырех часов. Сейчас в Норвегии мы видим целый пласт потребителей, которые хотят покупать свежие продукты.
— А в России такие продукты пользуются популярностью?
— Пока нет, потому что их попросту нет в вашей стране.
Не рост, а устойчивость
— В России привыкли к тому, что рыбу вылавливают. К выращенной рыбе многие относятся с недоверием, потому что ее могут, например, кормить антибиотиками.