Выбрать главу

Кайзеру, выехавшему на фронт, в начале ноября сообщили о быстрой утрате контроля над ситуацией в тылу, массовом образовании солдатских советов, о вспышках гражданской войны и о возможном отказе армии подчиняться. Присяга на верность ему в таких обстоятельствах была обозначена Грёнером как «фикция». Военные спасли самого Вильгельма II и его наследника, которым удалось бежать в Нидерланды, но не монархию. Не дождавшись официального согласия императора, 9 ноября 1918 года о его отречении объявило парламентское правительство. Социал-демократы тут же провозгласили республику, а лидер коммунистов Карл Либкнехт заявил, что она будет «социалистической». В штаб Фердинанда Фоша выехала германская делегация, представителям которой ликующий француз напомнил, что они «не узнают об условиях, а просят перемирия». Среди делегатов не было и не могло быть тех, кто смог бы отстаивать важные с военной точки зрения детали капитуляции, а потому она была подписана на тяжелейших для Германии условиях.

11 ноября 1918 года в 11 часов на Западном фронте, неожиданно для многих германских солдат, наступило перемирие. Первая мировая война закончилась, но до мира, условия которого тогда многие себе и представить не могли, было еще очень далеко. За следующие месяцы было пролито много крови, хотя большинство было уверено, что 11 ноября с победой Антанты наступил всеобщий и вечный мир.      

От «священного единения» к «штурму власти» Иванов Андрей, доктор исторических наук, доцент кафедры русской истории Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена

Вопреки изначальным расчетам вступление России в Первую мировую войну вызвало рост революционных настроений, а в итоге привело к развалу государственности

section class="box-today"

Сюжеты

Уроки истории:

Чисто империалистическое самоубийство

Вынужденное согласие

/section section class="tags"

Теги

Уроки истории

Революция

Война

Общество

Вокруг идеологии

/section

Сто лет назад, 19 июля (1 августа) 1914 года германский посол Пурталес вручил министру иностранных дел С. Д. Сазонову ноту с объявлением войны. На следующий день император Николай II заявил, что мира не подпишет, «пока последний неприятельский солдат не уйдет с земли нашей». Принимая в Зимнем дворце депутацию членов Государственного совета и Государственной думы, Николай II обратился к ним с призывом выступить в единении с царем для защиты Отечества, что встретило полное понимание у парламентариев. Как вспоминал один из участников высочайшего приема, «у многих на глазах были слезы, все были взволнованы, у всех был радостный подъем духа».

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Вечером 26 июля 1914 года открылась однодневная чрезвычайная сессия обеих законодательных палат. Выслушав слова царского манифеста и отслужив торжественные коленопреклоненные молебны о даровании России победы, члены Государственного совета и Государственной думы приступили к заседаниям. Кворум был небывалый, а единение законодательной и исторической власти — полным. Дума несколько раз вставала как один человек с громогласным «ура!» во здравие императора. Слова председателя правительства И. Л. Горемыкина, призвавшего всех, без различия партий, сплотиться вокруг единого знамени, на котором начертаны «величайшие для всех слова “Государь и Россия”», были встречены дружной овацией и поддержаны в выступлениях руководителей фракций, за исключением осудивших войну социал-демократов.

«Никогда еще древние стены Таврического дворца не видели ничего подобного. Это был истинный праздник русского патриотизма, это была грандиозная, захватывающая картина полного единения правительства и представителей народа», — восторженно писала в эти дни одна из столичных газет. Подобная картина наблюдалась и в Государственном совете. «Ничего нет общего между этой войной и японской, и настроения различны как день и ночь», — с удовлетворением отмечал в частном письме член Госсовета граф С. Д. Шереметев.