— Как обстоит дело с производством субстанций в России, ведь у нас их практически не делали?
— Да, надо признать, что за последние двадцать лет мы упустили этот вопрос. И большую часть рынка субстанций освоили китайские и индийские производители. Однако мы инициировали внесение в госпрограмму отдельного блока, где детализируются допустимые формы поддержки производителей субстанций в России. Промышленности нужны новые ориентиры. Был ориентир — жизненно важные лекарственные препараты, и предприятия подстраивались под его выполнение. Сейчас новой целью может стать иммунобиология. Под нее тоже нужно настраивать необходимые инструменты, чтобы нужные лекарства с нужным качеством производились у нас. Причем делать это надо аккуратно: не ограничивая конкуренцию и не создавая монополистов.
— Второй и главный этап программы — развитие инноваций в нашей фарме. Мы видим, что ростки уже появились. Как развивается эта сфера, чем можно ей помочь?
— Главное, чем мы сейчас занимаемся, — детально разбираемся в законодательстве в целом по развитию инноваций и их поддержке. В свое время мы с Минобрнауки проработали и внесли поправки в ряд нормативных актов, регулирующих создание при университетах малых предприятий, перевод интеллектуальной собственности в акционерный капитал этих предприятий и привлечение инвесторов.
Позитивный опыт есть — это уже упоминавшийся проект Сколково, где были созданы комфортные условия для привлечения инвесторов. Теперь главное этот опыт транслировать на другие сегменты российской промышленности. Необходимо выработать новые инструменты, которые максимально привлекали бы инвесторов в плане экономической целесообразности проведения исследований в России. Например, мы предложили освобождать от налогов новые создаваемые производства, то есть давать какое-то время на то, чтобы компании могли встать на ноги. Мы рассуждали следующим образом: если этого производства в конечном счете не будет, государство, конечно, ничего не потеряет, зато если удастся создать так называемые реперные точки роста, то это должно сильно простимулировать инвестора.
И мы уже начали с того, что можно быстро сделать: консолидировали усилия практически всех наших продвинутых групп в разных сферах, вовлекли в клинические исследования науку, которая могла бы претендовать на определенный сегмент в прикладном будущем, а также мединституты, институты РАН, малый и средний бизнес, который стал появляться на базе РВК, «Роснано», Сколково, Фонд Бортника. И сейчас у нас с ними реализуется большое количество совместных проектов. Бортник, к примеру, профинансировал один стартап на первом этапе, потом его подхватили мы, а там и инвестор нашелся. Достаточным оказалось дать инструменты, которые позволили вовлечь в процесс участников рынка и скооперировать их.
— Так, к примеру, как они кооперировались в МФТИ?
— Да, в рамках биофармацевтического кластера «Северный» есть центр науки и подготовки кадров — МФТИ, Центр проведения доклинических и клинических исследований, Институт химического разнообразия и компании, которые занимаются производством. В рамках ФЦП мы запланировали создание таких центров по разработке инновационных лекарств, которые будут включать в себя все компетенции начиная с поиска биомишеней и заканчивая пилотным производством новых лекарственных средств. В перспективе государство предусматривает реконструкцию и техническое перевооружение научно-производственных мощностей, а также строительство и оснащение новых внедренческих центров на базе вузов. До 2020 года планируется создать десять таких научно-исследовательских центров по разработке инновационных препаратов мирового уровня и семь центров по разработке инновационных медизделий. В этом году откроются первые из них — в МФТИ, МГУ, Уральском, Казанском и Ярославском университетах, а также в Санкт-Петербургской государственной химико-фармацевтической академии.
— Почему именно там создаются центры? Как вы организовали экспертизу, чтобы определить именно эти точки роста?