Выбрать главу

В следующем году будет 60 лет, а инвалидом я стал в 24 года. И врачи сказали: «Мы бессильны освободить тебя от костылей».

— То есть вы до недавнего времени ходили на костылях?

— Да. Костыли у меня были периодически, в моменты тяжелых обострений, а в основном с палкой передвигался. Каждый шаг — это боль, с утра до вечера. Просыпаешься с болью, ложишься с болью. Я из-за этого пошел в медицинский институт, это у меня второе высшее образование, а первое — педагогический физкультурный. В медицинском институте уже на втором курсе я понял, что медицина не изучает правила здоровья, она изучает правила адаптации болезней, манипулирования лекарственными препаратами. Чем больше врачей, тем больше диагнозов, лекарств и меньше шансов жить здоровым. И тогда с третьего курса я начал заниматься самостоятельной практикой, а к окончанию института был уже сформировавшимся врачом. Правда, мне не давали официально работать, потому что не было такой специальности. И только в начале 90-х, когда врачам дали карт-бланш, появилась частная медицина, я открыл свой первый центр. Я разработал тренажер декомпрессионного плана, на котором даже глубокий старик может выполнять программу, заменяющую бег, плавание, подтягивание, приседания со штангой и так далее. Стойку на голове даже делают. Кстати, я сам буквально приползал туда, занимался на тренажерах и весь день ходил без костылей на работе. Потому что мышцы снимали болевой синдром. Тогда я в это дело влюбился, стал дальше изучать и понял, что нашел пустую нишу: 90 процентов людей страдают мышечной недостаточностью как минимум третьей степени.

Лечение в центре Бубновского проходит под наблюдением врача и инструктора

Фото: АЛЕКСАНДР ИВАНЮК

— Странно, что традиционная медицина за все это время не попыталась как-то интегрировать вашу методику.

— Врачи высокомерно относятся к мышцам, потому что для них это что-то из области спорта. А вообще, медицина цинична, она страдает вирусом дорогостоящих лекарств и дорогостоящих операционных технологий, после которых никто не знает, как жить дальше. Нейрохирург может вам посоветовать сделать операцию даже при грыже позвоночника. Но я уверен, что когда-нибудь это признают очередной медицинской ошибкой. Надо лечить позвоночник без операций. Это самая укрепленная, самообеспеченная безопасностью система в организме человека: позвоночник, спинной мозг, центральная нервная система.

Более того, к нам приходят люди с тяжелейшими проблемами не только позвоночника, суставов. Нет ни одного остеохондроза, то есть заболевания позвоночника, которое не сопровождается как минимум гипертонической болезнью. И там кардиологи сплошь и рядом запрещают нагрузки. А что такое нагрузка, они объяснить не могут, пишут — до 2,5 килограмма. Я спрашиваю: «Вы знаете, какая самая страшная бытовая нагрузка, при которой можно получить инфаркт, инсульт, гипертонический криз, острую боль в спине, а то и умереть?» Они: «Какая?» — «Встать с унитаза». Вы не обращали внимания, что в серьезных больницах, отелях в санузлах висит телефон на стене? Это не для международных переговоров, а для оказания помощи: когда человек встает с унитаза, а тело тяжелое, ослабленное болезнями и жизнью, — он встает, и у него возникает дефицит кровотока. Человек падает замертво. Сосед прибегает и вызывает по телефону ресепшен. То есть вес тела не обеспечен достаточной мускулатурой и является самой страшной нагрузкой для сердца, суставов и мозга у любого человека.

— То есть гипертонию тоже можно лечить упражнениями?

— Да, и гинекологию, и другие заболевания. Допустим, та же Малышева по телевизору настаивает, что раз в год женщина маммографию должна сделать, чтобы вовремя найти рак. И вот женщины ходят на маммографию — ждут, когда у них появится рак. Сказала бы Малышева: «Девочки, отжимайтесь от пола ежедневно, у вас никакого рака груди не будет никогда». Потому что лимфатическая железа не любит застоя. А грудь — это грудная мышца, и она питает лимфу. Надо просто понимать, что мышечная ткань составляет 60 процентов тела человека, это наш периферический разум: мышцы дают информацию мозгу, а мозг посылает команду им. И старость — это не возраст, а потеря мышечной ткани, которая начинается с 22 лет. Я сейчас вижу много стариков 24-летних, которые не могут отжаться, подтянуться. Считается, что через 75 лет в России не останется людей, которые смогут содержать стариков, а их будет неимоверное количество, потому что медицина научилась поддерживать нездоровье.