— Вы участвовали во многих конкурсах. Это важно для молодого исполнителя?
— Конкурсы — это очень сложный процесс. Сейчас их много, и надо быть осторожным в выборе. Они нужны прежде всего в качестве исполнительского опыта, так как у молодых артистов его бывает недостаточно. Я всегда их воспринимала именно так. Хотя на конкурсах всегда много политики и несправедливости. Некоторые конкурсы, такие как веронский Operalia или Конкурс имени Мирьям Хелин (а для пианистов и скрипачей — Конкурс Чайковского), важны, поскольку имя победителя узнает весь мир и это может положительно повлиять на его карьеру. Однако у певцов много своих нюансов, нужно быть начеку, чтобы не попасть в кабалу новых людей и предложений. Я считаю, что главное — самому продолжать учиться и совершенствоваться. Лучано Паваротти всю жизнь говорил, что он студент, а он, в свою очередь, еще в юности услышал это от Беньямино Джильи, а ведь это величайшие певцы.
— Вы ощущаете конкуренцию в вокальном мире?
— Она наверняка существует, как и во всех сферах, и так и должно быть! Но я ощущаю только поддержку со стороны моих коллег и партнеров.
— Существует ли российская вокальная школа и в чем ее особенности?
— Безусловно, существует, и именно она лежит в основе моего образования. Другое дело, что само понятие «русская вокальная школа» неоднозначно. Обычно мы думаем, будто это что-то основанное на советских корнях, но на самом деле это та школа, которая базировалась на итальянском бельканто начала девятнадцатого века, привезенном к нам приглашенными из Италии певцами. Это была совсем другая техника пения, и в этом легко убедиться, послушав старые записи Шаляпина, Неждановой. В советское время школа сильно изменилась. Как раз недавно об этом говорил Дмитрий Хворостовский, и я разделяю его мысль, что в Советском Союзе упор пошел на слово, а не на пение. Хотя были и такие невероятные певицы, как Виктория Иванова, Зара Долуханова, с абсолютно «западными» традициями. Мне кажется, сейчас в Россию все больше возвращается та старая школа бельканто, поскольку многие западные педагоги приезжают сюда, а наши студенты стажируются в Европе. В этом плане мне было интересно учиться в Кардиффе, поскольку обучение там построено на том, что практически каждую неделю Деннис О’Нил приглашает известных певцов и аккомпаниаторов на мастер-классы и личные занятия, что дает студентам возможность совершенствоваться и упражняться в разных стилях.
— Вам не кажется, что сейчас появился некий феномен русских певцов на Западе, что-то вроде моды, сравнимой с той, которую ввел в свое время Дягилев на русский балет?
— Это не мода, а талант и профессионализм артистов из России и бывших стран СНГ. Это логично, ведь границы открыты, наши вокалисты прекрасно себя показывают на конкурсах, прослушиваниях и, наконец, на сцене. Они владеют языками, многие учатся за границей, а голоса как таковые у наших певцов практически во все времена были лучшими в мире. Могу сказать, что в одном только Татарстане (я по маме татарка) растут чудные голоса, фантастические таланты!
— У вас есть планы, связанные с Россией, вы видите для себя возможность вернуться сюда в каком-то качестве?
— Я больше выступаю в России в последнее время и очень стремлюсь здесь петь. Все самое дорогое, что у меня есть — друзья, родители, родная публика — все здесь, и я очень хочу привозить сюда что-то новое, может быть, редко исполняющееся. В Петербурге я каждый год выступаю в филармонии, и, надеюсь, вскоре получится выйти на сцену Мариинки — я слышала, что в новом здании Валерий Гергиев построил совершенное чудо акустики.