Но главное возражение против президентской инициативы носит общий характер, выходящий за рамки отечественной истории и истории вообще. Оно сводится к тому, что единый учебник недопустим в принципе, как противоречащий основополагающим ценностям плюрализма. По любому предмету — хоть по истории, хоть по химии, хоть по геометрии. И для всех учебных заведений — хоть букварь, хоть университетское пособие. Недопустим, ибо единый учебник = единственно верное учение, а мы с вами знаем, что это такое и к чему ведет (особенно когда единственно верное учение не нами придумано и не нами контролируется).
Это догма (единственно верное учение), не допускающая вопросов. Потому что тогда пришлось бы отвечать, какие есть претензии к единому букварю или единому учебнику геометрии А. П. Киселева. Поскольку ответа нет, то с непререкаемой догмой удобнее.
Между тем школьный учебник, дающий базовые знания детям, вообще не знающим предмета, вполне допускает единообразие. Все рассуждения о творчестве, плюрализме борьбе идей etc. вполне уместны тогда, когда субъект творчества обладает некоторым количеством базовых знаний. Если ребенок отличает Ивана III от Ивана IV, Петра I от Петра III и Ильича I от Ильича II — пускай творит и производит борьбу идей. Если он даже этого не знает — пускай сперва разучивает телефонный справочник: крещение Руси — 988, нашествие Батыя — 1237, Куликовская битва — 1380, отмена крепостного права — 1861, Февральская революция — 1917. Если сразу приступать к творчеству, минуя приобретение минимальных знаний, результат будет неважный. Вроде как с доктором политических наук из St. Antony College, Oxford тов. Пастуховым, на днях перепутавшим Бейлиса с Дрейфусом.
Это принципиальное отличие пропедевтического курса от курса углубленного упорно игнорируется сторонниками плюрализма учебников, полагающими, что творчество и борьба концепций возможно не только после приобретения некоторой критической массы положительных знаний, но и на пустом месте. Простая подмена разных этапов образовательного процесса: что седьмой класс средней школы, что старшие курсы университета, все едино — сразу дает доводы в пользу всеобщего плюрализма.
Попутно наблюдается еще одна логическая дыра. Пусть плюрализм свят и пусть расцветают сто учебников (опять же авторы и издательства не в накладе), но в одном отдельно взятом классе дети все равно учатся по какому-то одному учебнику, и в итоге получается не плюрализм, а все равно догматизм. А уж догматизм отдельного народного учителя или всеобщий догматизм В. В. Путина — кто кого передогматит, еще большой вопрос.
Но важнее методологических вопросов может быть вопрос чисто практический. Как сделать единый учебник пристойного уровня и так ли это трудно? — ведь критики предполагают как само собой разумеющееся, что написать «Краткий курс v. 2.0» действительно можно, но ничего более потребного заведомо не получится. Этот тезис тоже не доказывается, между тем такой практический взгляд не дает оснований для черного пессимизма. Если взять период до 1917 г. (вообще говоря, немаленький и немаловажный), то даже советские школьные учебники, если удалить из них идеологические вставки (их немного, и чужеродность их в тексте очевидна), представляют почти готовое будущее учебное пособие. А ведь есть еще и досоветские. Задача облегчается еще и тем, что плюрализм можно, конечно, устроить по любому поводу (в Италии, например, есть группа плюралистов, отстаивающая светлый образ императора Нерона), но в общем-то, когда речь идет о давнем прошлом, это скорее удел «Новой газеты» и аналогичных совсем уже маргинальных структур. Обыкновенно в делах столетней и более давности люди вполне догматичны и не имеют ничего против того, чтобы и детей так учили.
Главные разногласия начинаются с 1917 г. — не случайно наши плюралисты говорят практически только об освещении деятельности т. Сталина, как если бы до него истории вообще не было. Но, сдается, и эта проблема не является неразрешимой. Сделано в развитии страны очень много, цена чудовищная, преступлений хоть отбавляй, геройства тоже, вообще век крайностей, и жестокости, и величия, и низости людской, а мы — непосредственные потомки и наследники. Вот загадка моя, хитрый Эдип, разреши. Кажется, и догматики спорить не будут, и плюралистам великое раздолье.