Когда женщина подошла ближе, стали заметны темные круги у нее под глазами и угрюмые морщинки в уголках губ, что только усугубило и так нелицеприятную картину.
Альберт заставил себя разжать скрещенные на груди руки и подать ей ладонь, но блондинка это проигнорировала, внимательно изучая министра. Наконец, когда неловкая тишина достигла пика, она кивнула.
- Я знаю, что у вас за проблема.
Голос у нее оказался не лучше - грубый, прокуренный или хриплый от природы, словно щебень, ссыпавшийся с гор.
Ему стало внезапно страшно. Зря он отпустил шофера. Зря связался с ней. Было верхом глупости встречаться посреди пустынного водохранилища, где его труп найдут только к понедельнику.
- Ансельм исчез двадцатого?
Она уже знала имя его сына, это вселило в Вернеке робкую надежду, хоть и было банально. Он медленно кивнул, отвернувшись к воде. Так было легче, паника немного улеглась, позволяя представить, что перед ним - обычная женщина, а он ничего предосудительного не делает...
Потом спохватился.
- Я не знаю, я видел его в последний раз тогда, но когда он пропал, не знаю...
- Он мог сбежать?
Полицейским он ответил однозначно, ей же врать было невозможно - язык становился тяжелым, словно налившись свинцом, и ужас подступил к самому горлу. Что он делает? Какие силы будит?
- Я не знаю...
Блондинка молчала. Пришлось рассказать о ссоре с мачехой.
- А где его мать?
- Умерла... Три года назад. От лихорадки.
Снова молчание.
- Я привез вам копии полицейских отчетов... - начал Альберт, но снова перебил сам себя - Хотя, вам, наверное, это не нужно...
- Почему? - равнодушно, но с ноткой издевательства спросила блондинка, забирая у него пухлую папку, а министр пожелал провалиться сквозь землю. А может, и зря он паникует? Может быть, она и в самом деле просто женщина, пусть и многое повидавшая в жизни, пусть и жесткая, как кремень... Но какой-то первобытный ужас, поднимавшийся внутри него, стоило лишь услышать ее голос, увидеть краем глаза, говорил об обратном. Этот ужас, наверное, могли испытывать его предки, сталкиваясь с колдунами, и он остался в Альберте, словно защитный механизм, впитавшийся с молоком матери...
- Я займусь этим.
Короткий ответ. Ни слова об оплате - и не будет, пока она не найдет его сына, живым или мертвым. И вот тогда...
Что она попросит взамен, если вдруг найдет его сына, Вернеке не знал и гадать запретил. Он и так положил уже голову на плаху - поздно думать о цене...
Когда он решился вновь повернуть голову к женщине, ее уже не было - хлопнула дверь машины и пикап, тяжело развернувшись на ухабах, потрясся в сторону призывно мигавшего тысячами огней Акацей. Небо над городом полыхало красными сполохами - вот-вот должны были взвыть сирены, отмечая начало нового дня. До рассвета оставались считанные минуты.
Глава 3
Стоило ли поднимать шум? - вот главный вопрос, с которым столкнулся Виктор, размышляя о странном поведении Вернеке. Может быть, лучше сначала убедиться? Мало ли пропадает детей в префектуре? Он не был уверен, но криминальная сводка вечно пестрела заголовками типа «ушел из дома и не вернулся...». Трое на город, в котором живет миллион человек, так ли много? Сомнения начались после похода в музей, когда префект, ненавязчиво оттеснив Виктора к стене, вкрадчиво поинтересовался, не выяснил ли тот причину сбоя в метеосводках. Взгляд у префекта ничего хорошего не сулил, а Виктор разом вспомнил о навязанном ему заместителе - далеком родственнике префекта. Поневоле задумаешься - а не станет ли непонятный сбой причиной для смещения с должности? - Он делает из тебя козла отпущения! - возмущалась Лис громким шепотом, укладывая сразу двоих детей спать. Виктор стоял на пороге детской в ореоле света слабого ночника и наблюдал за процессом, поймав себя на мысли, что вид на наклонившуюся над кроваткой жену открывается потрясающий. - Почему ты не послал его подальше?! Послать подальше того, кто платит тебе зарплату - идея, конечно, хорошая, но нереальная. - Вик? - Лисса повернулась к нему, не услышав ответа и была вытянута из детской одним движением. Прижав ее к стене, Виктор прошелся поцелуями по выглядывающему из ночнушки плечу, добрался до губ и когда поцелуй закончился ни один из них уже не был способен вспомнить, о чем шел разговор. - Дурной... Какой ты дурной... - с восторгом прошептала женщина, закрывая тему работы. Тем не менее, на следующее утро вопрос снова встал ребром. - Тебя же звали в частную компанию, почему не попробовать? Он представил себе работу по двенадцать часов в сутки без выходных и отпусков и внутренне скривился. - Вику-младшему скоро в садик... Перспектива работы по двенадцать часов стала более реальной и еще более отвратительной. Надеясь, что жена ограничится этим замечанием, Виктор доел за Виком остатки яблочного пюре, поцеловал семейство и сбежал на работу. На самом деле, как бы Лис его ни пилила, дело было не в том, что он не хотел зарабатывать больше. Виктор любил работу так, как любят только люди, родившиеся на своем месте. Он обожал префектуру, нежно любил метеосводки и ко всему прочему имел для этого необходимые способности - усидчивый, спокойный, внимательный метеоролог быстро поднялся по карьерной лестнице. Свою роль сыграло еще и внезапное отсутствие высоких ставленников - то ли в рождении детей у начальства случился перерыв, то ли они не горели желанием зваться главными метеорологами, но Виктор обошел конкурентов и должность получил. И был счастлив, пока полгода назад ему не навязали заместителя - личность неспособную к какой-либо работе, да к тому же настолько невзрачно-серую, что при всей протекции на телевидение его не взяли. С этого момента безоблачное небо над горизонтом Виктора потемнело и затянулось тучами. А двадцатое мая стало и вовсе громом среди мутного неба. Уютную лодку главного метеоролога с тех пор штормило и бросало в разные стороны. Так стоило ли раскачивать ее еще больше? Если выяснится, что в пропаже нескольких детей нет ни связи, ни странности, префект ему полоскания белья не забудет. Ни префект, ни Бачински, заявление Виктора для которого равносильно обвинению в некомпетентности. Да еще и выборы эти на носу... Нет, лучше пока молчать. Утвердившись в этой мысли, Виктор сосредоточился на дороге. Положение между горами и пустыней делало климат Акацей своеобразным. Когда предгорную область префектуры потрясывало от землетрясений, сам город мог не шелохнуться. Когда в мае они умирали (в буквальном смысле) от жары - горные окраины укрывали на ночь виноградники, от заморозка. Столь резкие перепады приводили к тому, что по утрам над городом частенько образовывались тучи, поливая Акацей короткими, сильными ливнями. Вода впитывалась в сухую землю, остатки безжалостно выжаривались пустынным солнцем, но в девятом часу, когда он ехал по улицам города, все еще ощущалась влажность. Виктор расстегнул верхние пуговицы на рубашке и открыл окна в машине. С тех пор, как плата за электроэнергию достигла пугающей отметки, он больше не пользовался электрокаром, предпочитая бензин, а в таких машинах о кондиционере можно забыть. Чертовы налоги разорили бы его раньше, чем он успел сделать вдох. Метеостанция стояла на западной окраине города - ближе к горам, где повыше, поэтому каждое утро он вставал на час раньше, чтобы успеть без пробок добраться до работы. Сегодня, из-за капризничавшего Вика, выехать пораньше не удалось и теперь он уткнулся в длинный хвост пробки. Городское радио, у столба с передатчиком которого он остановился, радостно пообещало не менее полутора часов ожидания и с шипением отключилось. В воздухе повисли тяжелые испарения от асфальта и раздраженные гудки машин. Он слышал, что в столице нет таких проблем с электричеством. Впрочем, они могли использовать приливную энергию, а в Акацей бутылка воды стоит как золотая. Мимо пробежала девчонка с полным мешком листовок. Прищурившись от солнца, Виктор высунул голову в окно, от нечего делать наблюдая за ней. Добравшись до перекрестка, она выхватила пачку и быстро побежала вдоль машин, засовывая бумажные листы в открытые окна. Не успел он с сожалением подумать, что ему ничего не достанется, как в его машину тоже влетел листок - следом за девицей устремился парнишка лет тринадцати. Вдвоем они скоро скрылись за поворотом, следуя за потоком машин. Виктор опустил взгляд на листовку. Очередная реклама «Церкви тринадцати апостолов». И кто только на это покупается? В последний раз он видел верующего, когда отправился в поход в горы и забрел в небольшую, домов на десять, деревеньку. Там стояла церковь - дощатый помост с крестом, двумя молельными очагами и одним-единственным мольцом, абсолютно лысым стариком в длинной белой рясе. Когда Инквизиторы приравняли чудеса к колдовству, любые церкви обязали строить без стен, у всех на виду. Священников, что показывали дары, уничтожили, иконы жгли без жалости как рассадник скверны. Что-то там было еще, но Виктор не помнил - его история, тем более столь давняя, никогда не интересовала. Он родился в расцвет Директории, когда рассказы