– Спасибо, что предупредил, – Анна молчала, и Гордин понимал, что она должна, но не может оборвать разговор. – Глеб, если фотография победила в конкурсе, она хорошая?
– Да, хорошая. Многим нравится. Мы с тобой сделали эту Александру Корбус знаменитостью.
– А я могу ее где-нибудь увидеть? Я имею в виду фотографию… Ну, кроме выставки…
– Наверное, в Интернете можно найти. Тем более, если она на рекламном плакате. Называется «Осень нашей любви».
– Точное название…
– Да, очень точное…
Бывшие любовники помолчали еще несколько секунд.
– Я пойду? – будто бы с сомнением спросила Анна. Если бы Глеб мог, он не позволил бы ей оборвать разговор. Но все попытки удержать женщину были давно испробованы и оставлены как бесполезные.
– Иди. Береги себя!
– Ты тоже.
Короткие гудки обозначили разрыв линии, связи, отношений…
***
Они познакомились летом прошлого года. В июле. Встреча стала закономерным результатом совпадения случайностей. Глеб летал на конференцию в Новосибирск. Самолет задержали по техническим причинам, и Гордину пришлось долго маяться аэропорту на жестком неудобном стуле. Потом еще четыре часа он болтался в небе, пытаясь хотя бы немного подремать. Но в кресле сзади надсадно плакал ребенок, а бестолковая молодая мать никак не могла успокоить своего отпрыска.
Днем Глебу обязательно надо было появиться в офисе. Он заскочил домой принять душ, побриться и переменить рубашку. От усталости и раздражения дрожали руки. Бреясь, Глеб поранил выступающую родинку на левой скуле. Та закровила. Глеб прижег ранку спиртовым лосьоном. Но к вечеру родинка воспалилась. Напуганный предостережениями коллег и страшными постами из Интернета, Гордин отправился в клинику лазерной медицины.
На пороге врачебного кабинета его настиг застрявший в подсознании детский страшок перед докторами. Страшные люди! С целым набором пыточных инструментов: шприцами, иглами, скальпелями… Сердце Глеба невольно забилось быстрее обычного… Словно ужасный врач из далекого прошлого приложил к его груди свой холодный стетоскоп. Но за столом сидела симпатичная миниатюрная блондинка в голубом халатике. И цвет был ей к лицу – хорошо сочетался со льдистыми глазами.
– Проходите, садитесь вот сюда, – сказала женщина голосом, в котором звенело серебро, и указала на стул под яркой лампой. – Что у вас?
Гордин объяснил. Доктор вымыла руки, подошла к Глебу и взяла его лицо в ладони. Тот смутился от внезапности нарушения границ личного пространства. Женщина оказалось слишком близко. Так близки бывают только родные люди. Доктор хозяйским жестом повернула голову Глеба вправо и потрогала запекшуюся кровяную корочку прохладными пальцами. Гордин доверился ей сразу же, с первого прикосновения, так похожего на ласку. Детский страх исчез. Глеб расслабился и принялся с интересом разглядывать склонившееся над ним прелестное лицо.
Женщина была уже не так молода, как представилось с первого взгляда. Старше Глеба. Но было в ней какое-то потаенное очарование, которое, может быть, и открывалось-то только на таком сверхблизком расстоянии. Серый цвет радужки ее прекрасных льдистых глаз распадался на десятки оттенков от голубого до рыжего. Подвижный зрачок «дышал» – то расширялся, то сужался, реагируя на малейшие изменения освещенности. С ресниц осыпалась засохшая тушь, и крохотные черные пылинки осели на нижнем веке. Между светлыми выщипанными бровями обозначилась озабоченная складка. Уставшая бледная кожа собралась вокруг глаз пока еще малозаметной сеточкой морщин.
Глеб преисполнился сочувствием к этой замотанной жизнью женщине.
– Что вы так на меня смотрите? – наконец не выдержала та.
– Пытаюсь прочесть свой приговор, – сострил Глеб. – Доктор, я буду жить?
– Не вижу ничего несовместимого с жизнью, больной. Сейчас мы срежем с вашей кожи это опасное украшение и отпустим вас жить дальше.
– А как вас зовут, доктор? – сам не зная для чего, поинтересовался Гордин.
– Зовут меня Анной Аркадьевной. Как Каренину. Легко запоминается.
– Опасное сходство. Вас к паровозам не тянет?
– Как-то не замечала за собой.
– А меня зовут Глеб.
– Красивое имя. Редкое. Сейчас мы соскоблим ваш невус.
– Что сделаем?
– Родинку удалим. Потерпеть придется минут пять. Это не больно, но запах неприятный будет. Запах паленого мяса.
– Моего мяса?
– Вашего – вашего, – усмехнулась Анна Аркадьевна. – Что, страшно?
– Еще бы не страшно! Вдруг увлечетесь и полностью меня поджарите.
– Да, мне как раз не удалось сегодня пообедать. Я бы не отказалась от хорошо прожаренного кусочка мяса.