– И что же в ней такого «интимного»? Насколько я помню, ни секса, ни извращений каких-нибудь там нет. Подумаешь, мужчина обнимает женщину! Такое можно увидеть по десять раз за день.
– Моя женщина замужем.
– Поздравляю! Если замужем, значит, она – не твоя женщина, а чужая, – с безупречной логикой заключила девчонка.
– Не твое дело, соплячка! – взвился Глеб.
– Точно! Не мое. Это – твое дело! Если ты так заботишься о ее чести, то какого черта ты лизался с ней в публичном месте? Чтобы ты был в курсе, для интимных свиданий есть отели на час. И по очень умеренным ценам. Ты бы еще надумал на Красной Площади любовью заняться, извращенец!
Глеб отметил, что лицо девчонки покраснело, глаза недобро прищурились. А губы, яркие, точно вымазанные ягодным соком, собрались как для плевка.
– Это ты извращенка, а не я! От таких, как ты, ни в каком отеле не скроешься! Да ты ради картинки в замочную скважину без мыла влезешь! Представляешь, какой убойный кадр можно снять! И послать на конкурс!
– Не тужься, придурок! Я тебя не через замочную скважину снимала! А на улице я имею полное право фотографировать все, что я захочу. Можешь поинтересоваться законодательством на эту тему.
– Кроме законодательства есть еще и совесть! Ты бы хоть раз подумала своим цыплячьим мозгом, что можешь разрушить чью-то жизнь. А если ее муж увидит этот плакат?..
– Ну да… А ты, конечно, гиперсовестливый? Трахал чужую жену и страшно мучился совестью. Таким как ты всегда легче найти виноватого, чем признать собственную вину! Это ты подставил ее, усек, ты, а не я! Ты как грабитель, который обчистил магазин, попался и ноет, что его жизнь сломала камера наружного наблюдения. Не воруй – не поймают, понятно? Представь, что тебя камера зафиксировала!
В обидных словах девчонки была отрезвляющая правда. Гордин не должен был выставлять их с Анной отношения напоказ. Даже если в глубине души хотел, чтобы их связь была раскрыта. Но ведь Анна-то этого не желала… Получается, Глеб подставил ее…
Пусть так. Но не этой сопливой папарацци читать ему мораль! Если б не ее идиотская фотография, отправленная на конкурс… Все бы обошлось! А теперь судьба Анны подвешена в неопределенности. И Глеб ничего не мог с этим поделать! «Имею полное право фотографировать все, что я захочу». Да вот хрен тебе, паршивка!
– Камера наружного наблюдения?! Съемки камеры не попадают на выставки и в Интернет! А тебе же непременно надо было выставиться! У нас же амбиции! Сколько чужих жизней ты готова положить, чтобы стать лучшим фотографом России? Папарацци гребанная!
– Может, ты не в курсе, но папарацци снимают селебрити. Ты вообразил себя звездой? Я бы тогда на тебе хоть деньги приличные заработала… А за таких, как ты, ничего не платят!
Глеб с ненавистью посмотрел на тонкую девичью шейку. Словно черт нашептывал ему схватить ее и слегка прижать. Просто, чтобы попугать. Подпортить непомерное самомнение этой соплячки.
– Ты еще скажи, что за первое место ничего не получила. Бессребреница!
– Представь себе, получила. Но не за твою тухлую морду, а за классную карточку! Так что своей победой я обязана только себе!
– Все равно ты не имела права выставлять фотографию на конкурс без нашего согласия! Я могу подать на тебя в суд.
– В суд? Ты где живешь-то, придурок? Такой большой мальчик, и такой тупой! Рискни, а я посмеюсь. Да, и денег приготовь побольше – на компенсацию моих судебных издержек. Так что встретимся в суде! И, кстати, заранее благодарю за оплату моей персональной рекламной кампании!
– Чувствуешь себя неуязвимой, дрянь? Да? Просто тащишься от своей безнаказанности!
– Просто не тебе меня наказывать, урод! Ты только сделаешь хуже себе и своей любовнице. Если скандал попадет в прессу, ее муж точно все про вас узнает. И ты очередной раз ее подставишь! А уж я постараюсь собрать прессу, можешь не сомневаться! Связи у меня есть!
– А я и не сомневаюсь в твоей подлости! Знаешь, говорят: если живешь в стеклянном доме, не бросай в других камни. Ты первая бросила камень! – Глеб поднялся из-за стола и навис над сидевшей перед ним девчонкой.
– Ты мне угрожаешь? – Корбус тоже поднялась. Она приняла вызов.
– Понимай, как хочешь. Но таких, как ты, нужно учить. И учить на собственной шкуре!
Кровь бросилась Глебу в голову, смывая последние остатки самоконтроля: он уже не способен был мыслить рационально. Хотелось только одного – наказать, унизить эту паршивку.
Не отрывая взгляда ото рта, плюющего в него обидными словами, Гордин шагнул вперед, схватил девчонку в охапку, притянул к себе и больно укусил за нижнюю губу. А потом с извращенным удовольствием языком раскрыл ей рот и стал наполнять его своей слюной.