Теперь к этим вопросам добавился еще один: как дочь добилась такого потрясающего сходства?
О том, что случилось много лет назад, она знать не могла. Даже Эстер была в неведении.
Я затянулся и стряхнул пепел. Впервые за многие годы мне захотелось взглянуть на оставленный старухой амулет. Я вытащил из внутреннего кармана куртки тряпичный сверток и развернул его. Браслет выглядел так, будто я нашел его только вчера, – время было не властно над ним.
В памяти сам собой всплыл текст сообщения, которое я писал Эстер той ночью. Повинуясь внезапному порыву, я затушил сигарету и набрал на телефоне слова, которые тогда так и не отправил.
Аппарат завибрировал. На дисплее высветился отчет, что сообщение доставлено.
Меня охватила уверенность, что, сделай я это десять лет назад, все могло бы сложиться иначе. Легкий порыв ветра растрепал мои волосы. Я глубоко вздохнул и надел браслет на руку.
Звуки стихли. Не было слышно ничего, кроме шума пересыпающегося песка.
Она появилась из ниоткуда. Но на сей раз я не испугался.
Одежда для пустоты
Орен проснулся от собственного крика.
Сел на кровати. Обвел комнату рассеянным взглядом. Вытер выступивший на лбу пот.
Сердце билось так часто, что, казалось, еще немного и взорвется. Свет фар от проехавшей под окнами машины скользнул по стенам и выхватил из темноты армейскую фотографию в простой деревянной рамке.
На лицах сослуживцев защитная краска. В руках укороченные винтовки для ведения боя в городских условиях. Сам Орен сосредоточен. Показывает пальцем куда-то в сторону покрытых зеленью гор и смотрит на солдата с рацией за плечами.
Почувствовав его волнение, Майя тоже открыла глаза.
– Снова тот же сон? – спросила она.
Орен кивнул. Потянулся к тумбочке, где лежали таблетки, но случайно задел стакан с водой. Тот с шумом упал на пол и разбился. В детской тотчас заплакал ребенок.
Майя включила ночник. Поднялась с кровати.
– Ничего, – тихо сказала она. – Я укачаю.
– Хорошо, – согласился Орен.
Он откинул одеяло и начал собирать осколки.
Колыбельная Майи напомнила ему детство. Слова давно забылись, но мелодия, словно одинокая бабочка под холодным лучом осеннего солнца, все еще жила в голове.
Завернув осколки в газету, Орен вышел на балкон.
На старой, рассохшейся от жары полке лежала пачка дешевых сигарет. Он закурил. Дым поднялся в небо и, превратившись на миг в дракона, растаял в подсвеченной софитами вышине. Внизу пульсировали огнями улицы большого города.
Это была Майина идея – сразу после свадьбы переехать в Тель-Авив. Орен понимал: здесь больше возможностей, но душой был привязан к северу. Ему, выросшему среди галилейской тиши, так и не удалось привыкнуть к духоте, загазованному воздуху и вечному шуму. Он надеялся, что когда-нибудь они переберутся в горы. Может быть, в Маалот или Цфат. Туда, где зимой выпадает снег, а в синих сумерках слышны крики перелетных птиц.
Через несколько минут Майя вернулась. Принесла покрывало. Накинула Орену на плечи.
– Ночи стали холодными.
– Да, спасибо. Как там малыш? Уснул?
– Да. Я подогрела молока, но он не захотел. Наверное, зубы.
Громыхая на ямах, по улице проехал грузовик. Орен затянулся и подумал о том, как в таких условиях выживают жители нижних этажей.
– Ты ведь больше не поедешь туда? – Майя откинула длинные темные волосы и внимательно посмотрела на мужа.
Орен не ответил. Вздохнул и отвел взгляд в сторону.
Майя покачала головой.
– Ты даже не представляешь, – ее голос внезапно задрожал, – каково это – каждый раз снова выслушивать его родителей! Они опять будут звонить и просить, чтобы ты больше не приходил. Однажды я просто пошлю их к черту!
– Я не могу не поехать, – Орен затушил сигарету. – Ты ведь знаешь.
В поезде работал мощный кондиционер. Благодаря этому царящая снаружи жара казалась просто кадром из документального фильма.
Мальчишка, сидящий напротив Орена, вынул из рюкзака пакет чипсов и открыл бутылку колы. Его мама, аккуратная маленькая женщина, похожая на статуэтку из сандалового дерева, прислонилась к окну и дремала.
Поезд выехал на участок дороги, проложенной вдоль моря.
Орен подумал, что оправленные серебром опалы в кольцах его попутчицы светятся таким же сине-зеленым цветом, как набегающие на берег волны.