Коридору не было конца. Если верить наручному хронометру, Иван шел уже больше трех часов. Шел не останавливаясь, размеренным спортивным шагом, а прямой, как стрела, коридор по-прежнему тянулся вдаль: безликий и изнуряюще монотонный. Менялись только цифры на дверных табличках: вначале двухзначные, потом трех-, четырех-, а теперь пошли уже пятизначные номера - четные слева, нечетные справа.
От табличек рябило в глазах. Иван старался не смотреть на них, но больше взгляду было зацепиться не за что, и он опять начинал непроизвольно коситься то вправо, то влево. Время приближалось к обеду, но при одной мысли о трехчасовом возвращении начали отчаянно ныть ноги и пропал аппетит.
Пора отдохнуть, спокойно решить, что и как делать дальше. Без особой надежды Иван толкнул ближайшую дверь. Она оказалась не заперта. Постучал и, не получив ответа, вошел.
Комната была точной копией той, которую он занимал. Он шагнул к двери в ванную, опять постучал и опять не получил ответа. Огляделся. Похоже, здесь никто не жил, - постель заправлена аккуратно, как по линейке, кресла с геометрической точностью расставлены по бокам журнального столика, задвинутый в угол торшер. И полное отсутствие каких-либо личных вещей.
Иван облегченно вздохнул, сел, сбросил ботинки и, откинувшись на податливую спинку кресла, с наслаждением вытянул ноги. Через минуту он уже спал, но и сон был как бы гипертрофированным продолжением фантастической реальности: из мелочно-белого тумана возник комманданте в безукоризненном голубом мундире, потом туман заполыхал пронзительно алым светом и фигура комманданте начала стремительно таять и сквозь нее проступил ажурный решетчатый силуэт, отдаленно напоминающий человеческий и разительно от него отличающийся. Вдруг пошел дождь, и на его фоне еще четче проступил черный, словно обуглившийся каркас того, что еще недавно именовалось комманданте. Дождь перестал, и угольно-черный скелет на глазах оброс плотью и превратился... в отца Мефодия. Потом поп исчез и на его месте возникла понурая фигура Руперта. Руперт уставился Ивану в глаза, подмигнул и сквозь него явственно проступил схематический силуэт человека, каким рисуют его дети: черточка - туловище, две черточки - ноги, черточка руки и заштрихованный кружок - голова.
Иван брезгливо передернулся, открыл глаза и вздрогнул: перед ним, уныло помаргивая, стоял Руперт.
- Не ожидали? - Руперт медленно поднял руку и поправил узелок галстука.
- Как сказать, - Иван потянулся и сладко зевнул. - Я вас во сне видел.
- Где? - переспросил Руперт.
- Во сне. - Иван встал, и, разминаясь, подвигал плечами. - Спал и видел, понятно?
- Видели с закрытыми глазами? - удивился Руперт.
- А как еще видят во сне?
- Не знаю. - Руперт переступил с ноги на ногу. - Думаю, это был не сон.
- А что же это было?
- Проекция.
- Что? - в свою очередь удивился Иван.
- Я показал вам, кто есть кто.
У Ивана пересохло во рту.
- Вы хотите сказать, что комманданте, отец Мефодий - не люди?
Руперт кивнул.
- И я тоже. Присядьте, Иван. У вас колени дрожат.
Иван плюхнулся в кресло.
- И давайте сразу условимся: ничему не удивляться. Все, что вас тут окружает, невероятно сложно. Без подготовки вам этого не понять. Так что либо принимайте на веру, либо...
- Что либо?
- Оставайтесь на экспрессе и изучайте. На это потребуются годы. А вы, насколько я понимаю, намерены побыстрее отсюда вырваться. Или раздумали?
- Нет. - Иван помассировал ноги. - Не раздумал и не раздумаю.
- Откровенно говоря, - Руперт продолжал стоять, - мне ваше стремление непонятно. Ни смысла, ни логики не вижу. Вам что - жить не хочется? Вспомните, откуда я вас выхватил.
- Помню, - Иван перестал растирать икры.
- И опять хотите туда же?
- Да.
- Не понимаю, - повторил Руперт, опускаясь в кресло. - У вас на Земле все шиворот-навыворот. Что притягивает бабочку на огонек свечи? Какой инстинкт побуждает китов выбрасываться на берег? Чем руководствуется самоубийца, пуская себе пулю в лоб?
Руперт помолчал и недоуменно развел руками.
- Непостижимо. Какое-то непонятное, нерациональное отношение к жизни.
- Вы, Руперт, все в одну кучу валите. Вот вас и заносит.
- То есть?
- Бабочка это одно. Кит - совсем другое. А уж человек - и подавно. Бабочку что на огонь привлекает? Тепло и свет. А то, что она сгореть может, ей и невдомек.
С китами посложнее. Их предки когда-то жили на суше. Может, потому и тянет их обратно из океана. Кстати, не одни киты на берег выбрасываются. Дельфины тоже. Только все равно никакое это не самоубийство. Слепой инстинкт.
А когда человек на такое решается, значит, нет у него другого выхода.
- И у вас? - негромко спросил Руперт.
- Что у меня?
- Нет выхода?
- Ну и логика у вас, Руперт! - возмутился Иван. - Ему одно толкуешь, а он знай свое гнет. Я друга спасал, понимаете? А вы мне помешали!
- Но ведь вы знали, что идете на верную смерть?
- Я об этом не думал. Некогда было. Одно вам скажу: если бы после тарана остался вот такусенький шанс выжить, я бы в него зубами вцепился!
- Непостижимо!... - задумчиво повторил Руперт. - Иногда мне кажется, что эта затея с экспрессом "Надежда" - обречена. И мы попусту теряем время.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Некоторое время оставался неподвижным, потом все так же, не открывая глаз, задумчиво прочел нараспев:
И там, где ничего не надо,
В невероятном далеке
Прикосновенье листопада
К твоей пылающей щеке.
Стихи были странные, чувствовалась в них щемящая тоска и безысходность. Руперт пошевелился и открыл глаза.
- Вот уж не думал, что вы поэзию любите, - ухмыльнулся Иван. - Да еще упадническую.