"Ну вот, - огорченно упрекнул себя Иван. - Хотел человеку приятное сделать, а получилось..."
- Graci *... - Джордано переборол волнение и улыбнулся. Вы оба не представляете себе, как много для меня сделали. Теперь...
- Синьор Джордано, - Иван инстинктивно почувствовал опасность и ринулся наперерез. - Давно хотел вас спросить...
- Да, Джованни? - Ноланец был явно удивлен, но недовольства не выказывал. - Спрашивайте.
- Почему на вас эта одежда? - брякнул Иван первое, что пришло в голову.
- Одежда? - Джордано недоуменно оглядел себя и понимающе усмехнулся. - Видите ли, Джованни, я довольно долго гостил у синьоров церковников. Мой туалет порядком истрепался. А взамен святая инквизиция смогла предложить только рясу, да и то с чужого плеча. Знали бы вы, как долго пришлось ее отстирывать. Впрочем, ничего удивительного тут нет: ослы никогда не отличались чистоплотностью. А ослы в сутанах и рясах тем более. Скажите, Джованни, в ваше время церковь еще существует?
- Да, - кивнул Иван. - Но она отделена от государства.
- Во всем мире? - оживился итальянец.
- Пока только у нас.
- Жаль. - Джордано вздохнул.
- А меня обокрали! - радостно сообщил Казбек.
* Спасибо [итал.).
- Обокрали? - переспросил Миклош. - Что вы имеете в виду?
- Патрон детонита умыкнули. Кусок бикфордова шнура. Коробок с запалами.
- Как умыкнули? - Иван не верил своим ушам. Чего-чего, а краж в экспрессе не наблюдалось. - Когда? Где?
- Шут его знает! - беспечно ухмыльнулся взрывник. - Вечером куртку в шкаф повесил, утром беру - легкая. В карманы сунулся - пусто. Спички и те увели.
"В чахлой чаще чапарраля
Два ковбоя загорали",
- тревожно заколотилось в сознании.
- Да чего тут удивляться, - продолжал Казбек. - Двери без запоров: входи, кому не лень.
"И судачили о том,
Как состряпать суп с котом".
- И кому здесь детонит нужен? - в голосе осетина звучали тревога и недоумение. - Не дай бог, еще запалит сдуру.
- Тебе-то какая печаль? - Иван отправил ковбоев на все четыре стороны.
- Мне? - Казбек обвел ресторан взглядом. - Жалко, такая красота пропадет.
- Тебе что - нравится тут?
- Конечно, нравится. Кормят, ухаживают. Пахать не надо. Хочешь - в ресторан иди, хочешь - в кино, хочешь - на пляж... Девочки классные, - Он вдруг игриво подмигнул. "Кому это он? - 3арудный недоуменно оглянулся. Блондинка за соседним столом отчаянно строила глазки. - Понятно".
Им вдруг овладело странное чувство отчужденности. Миклош говорил о чем-то с Джордано. Казбек со вкусом и знанием дела заказывал официанту завтрак. Минуту назад все трое были близки ему, понятны и дороги и вдруг отодвинулись куда-то на второй план, и он уже не участник развертывающегося на сцене спектакля, а всего лишь нейтральный зритель.
"Чепуха какая-то!" - Иван отодвинул тарелку и встал. Медленно, как бы преодолевая непомерную тяжесть, Радноти поднял на него глаза.
- Уходишь?
Ни вопрос, ни тон, которым он был задан, ни даже непривычное обращение на ты, а выражение глаз Миклоша заставило Ивана зажмуриться и изо всех сил стиснуть зубы. Какой там к дьяволу нейтральный зритель, если сердце захлебывается болью и нет сил открыть глаза!
- Да, Миклош.
- Ну что же, - буднично, как ни в чем не бывало, произнес венгр. - Всего хорошего, Иштван.
Надо было что-то ответить, внести ясность или, наоборот напустить тумана; надо было наконец просто попрощаться, но Иван только молча кивнул и, не оглядываясь, зашагал к выходу.
Оркестр заиграл вслед что-то печальное, кажется, "Прощание на берегу" Хольстрема, но Зарудный уже ничего не видел и не слышал.
У себя в каюте он долго стоял перед иллюминатором, машинально глядя на проплывающий мимо пейзаж. Теперь, когда побег с "Надежды" становился наконец реальностью, он неожиданно для самого себя вдруг ощутил тоскливую боль от предстоящей разлуки с людьми, которых еще недавно не знал и которые, оказывается, были ему теперь близки и дороги. Сознавая, что и они рано или поздно покинут экспресс, не могут не покинуть хотя бы потому, что стремление вернуться в свою эпоху составляло главную цель и смысл их теперешней жизни, он все равно чувствовал себя виноватым перед ними за то, что уходит первым.
Перед глазами возникали то гигантский костер на запруженной людьми площади Цветов в Риме, то яма, в которой стоит Миклош Радноти, снизу вверх глядя на целящихся в него эсэсовцев. Странно, о себе он в эти минуты не думал. С ним все ясно: протаранить "мессер" до того, как тот успеет сбить курбатовский "ил", а там будь что будет.
За иллюминатором тянулся знакомый с детства пейзаж: барханы, солончаки, такыры... Потом из-за горизонта взошла огромная кроваво-красная луна, и он вдруг успокоился. Тщательно побрился перед зеркалом. Принял душ. Оделся. Сел в кресло, положил на колени планшет. И стал ждать.
- Товарищ!
Зарудный с трудом разлепил веки и тотчас снова зажмурился: ослепительно ярко светило солнце. Кто-то осторожно тряс его за плечо. Руперт? Но почему "товарищ"? Иван рывком вскочил на ноги и открыл глаза.
Человеку было за тридцать. Он был курнос. Из-под капюшона брезентового плаща выбивался чуб цвета спелой пшеницы. Поодаль стоял видавший виды мотоцикл с коляской. А дальше, насколько хватало глаз, простиралась выжженная солнцем равнина. На горизонте, величественно изгибаясь, брели пыльные смерчи.
Иван оглянулся. Позади был вагончик на обтянутых литой резиной колесах. К двери вела сварная металлическая лесенка и, судя по следу на пыльной ступеньке, с нее-то он только что и поднялся. Зарудный встряхнул головой, прогоняя остатки сна.
- С праздником! - Голос у незнакомца был чуть хрипловатый. Доброжелательный голос. И взгляд тоже.
- С праздником? - переспросил Иван.
- Ну да. Девятое мая сегодня, День Победы. Забыл?
- К-какой п-победы? - запинаясь, спросил Иван, покачнулся, чувствуя, как земля стремительно уходит из-под ног, опустил руку на поручень лесенки.
- Ну ты даешь! - добродушно восхитился незнакомец. Крепко, видать, вчера хватанули. Ладно, давай знакомиться. Игорь, - ладонь у парня была мозолистая, твердая. Мужская ладонь.
- Иван. - Зарудный достал платок, вытер вспотевший лоб.
- Бывает, - сочувственно кивнул Игорь. - Сейчас я тебе аспиринчика дам. Глядишь, и легче станет.