— Капитан из моей приемной не был человеком, Антони.
— А кем же он был? — Маклейн чуть не выронил свой фужер.
— Вам ни о чем не говорит фамилия Крейн?
Плэйтон закрыл глаза и опять, как три дня назад, отчетливо увидел клин журавлей, по крутой спирали уходящий в пронизанную солнечными лучами бездонную синеву осеннего неба.
— Вы полагаете… — Маклейн запнулся.
— Да, Антони. Они пришли оттуда и снова вернулись туда, предоставив нас самим себе в нескольких минутах от катастрофы. Будь они людьми, я бы назвал это предательством. Но они пришельцы. А пришельцам нет дела до наших земных проблем. Земные проблемы должны решать мы сами. Хейлигер раньше всех понял это. Выпьем за Хейлигера.
ЭКСПРЕСС «НАДЕЖДА»
Поэт выпрямился и, не выпуская лопаты из рук, устало запрокинул голову. Свинцово-серое осеннее небо низко нависло над коньками крыш деревни Абда. Смеркалось. Моросил дождь. Черные силуэты эсэсовцев в непромокаемых плащах казались порождением чьего-то бредового воображения. Но они были реальностью, как и шмайссеры, направленные на обреченных, как надсадно хриплое дыхание, как скрежет лопат, когда железо натыкалось на гальку в раскисшей от дождей земле, как отнявший тысячи человеческих жизней переход через Сербию, Банку, Задунайщину. Заключенным не давали есть. Всякого, кто пытался подобрать хоть что-то с земли, расстреливали в упор. В деревне Червенка эсэсовцы прикончили за одну ночь тысячу двести человек. И вот теперь была Абда, сентябрь 1944 года.
— Рыть! — рявкнул ближайший эсэсовец. — Слышишь, ты? Рыть!
Поэт согнулся, налег на лопату.
— Хотите спастись? — негромко прозвучало рядом.
Голос мог принадлежать только кому-то из товарищей по беде, и поэт даже не поднял головы.
— Я говорю вполне серьезно.
Поэт с трудом выбросил из ямы ком глины. Краем глаза взглянул на говорящую фигуру и внезапно вздрогнул. На незнакомце был серый с иголочки костюм, шляпа с широкими полями. Выражения лица в сумерках было не разобрать.
— Что вам угодно? — хрипло выдохнул поэт.
— Спасти вас. Решайтесь.
— Не болтать! — заорал эсэсовец.
— Решайтесь, — повторил незнакомец. — Хотите выжить?
— Разумеется… — устало кивнул поэт.
— Эй, ты!.. — взревел эсэсовец и вдруг осекся. Прошло несколько секунд, прежде чем он снова обрел дар речи. — Куда он подевался, черт его побери?!
На том месте, где только что стоял поэт, одиноко торчала воткнутая в землю лопата.
— Санта Катарина! — комманданте возвел очи горе, выдержал паузу и возвратился с небес на землю. — Что вас не устраивает? Покой, комфорт, изысканная кухня, развлечения. Чего вам еще, камараде?
Комманданте был великолепен: элегантный спортивного типа блондин в небесно-голубом мундире с золотыми шевронами. Вкрадчивый голос. Выбритое до матового свечения лицо выражало постоянную готовность творить добро. Творить истово, самозабвенно, со знанием дела. Вот и сейчас: посетитель сидит в кресле, а он, комманданте, стоит перед ним, как бы воплощая в себе почтительность и уважение. И пахнет от комманданте как положено — лосьоном для бритья и в меру терпким мужским дезодорантом.
Лишь глаза, пожалуй, портили общее впечатление: серостальные, пронзительные, с оттенком снисходительности и собственного превосходства.
Кабинет у комманданте был под стать хозяину: просторная двухсветная комната с овальными окнами-иллюминаторами, серебристым ковром на полу и удобной пастельных расцветок мебелью.
Все было явно рассчитано на то, чтобы успокоить посетителя, настроить на благодушно-оптимистический лад, но, как ни странно, вызывало у Ивана обратную реакцию: возбуждало глухой протест и неодолимое желание ерничать.
— Че еще, да? — Не сводя глаз с лица комманданте, Иван скользнул ладонями по подлокотникам кресла. Встал. — А самую малость. Узнать, куды попал и для ча.
— Зачем? — Комманданте задумчиво пожевал губами. — Очевидно, чтобы остаться в живых. Разве не так?
— Так-то оно так, — кивнул Иван, — а только вам это на што?
— Мне? — светлые брови на лице комманданте недоуменно поползли.
— Непонятно? — посочувствовал Иван.
Брови вернулись в прежнее положение.
— Вы находитесь в экспрессе «Надежда». — Комманданте вздохнул. — Остальное, увы, не в моей компетенции.
— А в чьей?
— Камараде! — Комманданте выставил перед собой холеные розовые ладони, словно отгораживаясь от дальнейших вопросов. — Я уже сказал, — это не в моей компетенции. Вам предоставлена полная свобода. Смотрите, сопоставляйте. Делайте выводы. Вообще делайте что вам заблагорассудится.
— А ежели я экспресс взорвать захочу?
Комманданте вежливо улыбнулся и покачал головой.
— Вы не захотите взорвать экспресс.
— Уверены? — Ивану надоело валять дурака.
— Абсолютно. — Комманданте продолжал улыбаться. — Только глупец из детской сказочки рубит сук, на котором сидит.
— Ну, а если окажется, что я тот самый глупец? Решил удрать с экспресса? Взять и сойти?
— Сюда? — Комманданте качнул головой в сторону иллюминатора. За стеклом высились мрачные, увенчанные снеговыми шапками скалы и в черном небе морозно поблескивали звезды.
— Или сюда? — указующий перст комманданте ткнулся в противоположное окно. Там ослепительно сверкала под тропическим солнцем морская гладь и лениво покачивались на берегу кокосовые пальмы.
— Туда! — в сердцах буркнул Иван и указал под ноги. Внизу размеренно погромыхивало.
— Не советую, — сочувственно покивал комманданте. — Оттуда не возвращаются. Даже с нашей помощью.
Несколько секунд они напряженно глядели друг другу в глаза. «Дуэль взглядов», — мысленно усмехнулся Иван и отвернулся к окну. Моря за окном уже не было. Строго говоря, там вообще ничего не было: серый клубящийся туман и ничего больше. Лицо комманданте опять расплылось в улыбке.
— Посмотрел бы я, как вы на моем месте заулыбались.
— О, это исключено.
— Жаль.
— Почему? — удивился комманданте.
— Потому, что я бы ответил на все ваши вопросы.
— Как знать. — Что-то новое проклюнулось в голосе комманданте. Неуверенность? — И потом, это будут мои вопросы, а не ваши.
— Вопросы останутся те же.
— Вы думаете?
— Уверен.
— Любопытно.
Комманданте заложил руки за спину, прошелся, неслышно, по-кошачьи ступая по ковру. Остановился возле окна. Не оборачиваясь, проговорил:
— Выбросьте из головы, геноссе. Мой вам добрый совет. Живите в свое удовольствие.
— Смахивает на приказ. — Иван улыбнулся.
— Чему вы радуетесь? — все так же, не оборачиваясь, спросил комманданте. На мгновение Иван смешался, но тут же сообразил, что комманданте видит его отражение в стекле иллюминатора.
— Приятно, когда приказывают жить в свое удовольствие.
— Это не приказ. — Комманданте обернулся, и на лице его опять играла улыбка. — Всего лишь благие пожелания. Не смею вас больше задерживать, камрад.
Голова разламывалась от боли. Иван пересек коридор и, шагая через две ступеньки, грузно затопал вверх по винтовой лестнице. «Ну, держись, поп! — подумал он с веселой яростью. — Уж сегодня-то я тебе все сполна выдам!»
Здесь, в зимнем саду, был совсем иной мир — солнечный, полный щебета птиц и журчания воды, пряных ароматов трав и цветов, царство покоя и умиротворения. Вдоль посыпанных золотистым песком дорожек в продуманном беспорядке были разбросаны шезлонги и плетеные кресла-качалки. Над бирюзовой гладью бассейна на бреющем полете проносились ласточки.