Метревели решительно поднялся со скамейки.
— Мне пора. А вы ступайте-ка завтракать, голубчик.
Всю следующую неделю Сандро Зурабович ходил с Андреем в Научно-исследовательский институт мозга. Обследования, тесты, анализы… Немногословные молодые люди в ослепительно белых халатах делали свое дело сноровисто и четко, уверенно работали с аппаратурой, которой в кабинетах было столько, что они напоминали скорее лаборатории. Чувствовалось, что люди эти любят свою профессию, гордятся ею, и это почему-то вызывало у Андрея зависть и глухое раздражение. В одно прекрасное утро он заявил Сандро Зурабовичу, что в институт больше не пойдет.
— Вот и прекрасно, — неожиданно согласился тот. — Нечего вам, батенька, в институте больше делать.
— Выяснилось что-нибудь? — вяло поинтересовался Рудаков.
— Как вам сказать… — Доктор пожал плечами. — И да, и нет. Кстати, когда вы последний раз видели супругу во сне?
— Не помню.
— Постарайтесь вспомнить.
— В сентябре, по-моему. Постойте-ка… Ну, конечно, это было в ночь накануне Борькиного приезда.
Андрей вышел на балкон, перегнулся через перила и постучал в соседнюю дверь.
— Боря!
— Чего надо? — недружелюбно откликнулся сонный голос.
Накануне Борька проиграл три партии подряд, не выспался и был не в духе.
— Ты когда в пансионат приехал?
— Иди к черту!
— Серьезно, Боря.
— Отстань. Имей совесть.
— Боря!
— Четвертого октября, инквизитор!
— Спасибо.
— Угу.
— Четвертого октября, — задумчиво повторил Метревели. — Ну конечно! В тот самый день ваш друг принял меня за вахтера. И как же я сразу не сообразил! Любопытно, любопытно… Скажите, Андрюша, в пансионате подшивают газеты?
— Наверное, а что?
— Пока ничего. — И в ответ на недоуменный взгляд Андрея ласково потрепал его по плечу. — Положитесь на меня, Андрюша. И не ломайте себе голову.
Метревели ушел, и почти сразу же в комнату ворвался, сонно моргая опухшими глазами, злой, как черт, Борька.
— Знаешь, кто ты?
— Догадываюсь, — улыбнулся Андрей.
— Какого… — свирепо начал Хаитов, но Рудаков не дал ему договорить.
— Извини, Боря. Приходил Сандро Зурабович…
— Еще один лунатик! А я тут при чем?
Андрей посмотрел на часы.
— Между прочим, пора идти завтракать.
— Успеем. Где твой Метревели?
— Пошел искать подшивку.
— Он что — спятил?
— По-моему, нет.
— Тогда зачем ему подшивка ни свет ни заря?
Андрей объяснил, как было дело.
— Чудно. — Борька потер переносицу. — Дай сигарету. Он оглянулся и взял со стола пачку «Примы». Пачка была пуста.
— Так я и знал. И вообще — зачем ты такую дрянь куришь? В буфете полно с фильтром.
— Боренька, — Андрей старался говорить как можно спокойнее. — Я привык к «Приме». А вообще-то говоря, я уже полгода, как не работаю.
Хаитов несколько секунд молча смотрел на Рудакова, потом так же молча повернулся и выбежал из комнаты.
Встретились они уже в столовой, за завтраком. Борька достал из кармана конверт и положил рядом с прибором Андрея.
— Триста целковых. Ишак ты порядочный. Не мог раньше сказать?
— Ладно тебе, — усмехнулся Андрей. — Самому, небось, нужны. Да и зачем мне столько?
— Не морочь голову! — взмолился Борька. — Даю, значит, лишние. Транзистор хотел купить, а потом передумал. На что он мне?
— Спасибо.
— «Спасибо!» — передразнил Хаитов. — Тоже мне кисейная барышня! Да, чуть не забыл! — Борька отодвинул тарелку и принялся намазывать хлеб сливочным маслом. — Какие газеты имел в виду старец?
— Не знаю. Любые, наверное.
— Во! — просиял Борька. — И я так думаю.
Он извлек из бокового кармана сложенную в несколько раз «Зарю Востока». Расправил. Газета была явно выдрана из подшивки.
— Из библиотеки умыкнул?
— Неважно, — отмахнулся Хаитов. — Старика интересовала дата моего приезда, так?
— Так.
— Я приехал четвертого октября. А пятого газеты дали одно и то же сообщение.
— Оду на прибытие Бориса Хаитова в приморский пансионат.
— Сам ты одиоз. Газеты сообщают о землетрясении с эпицентром в нашем регионе.
— Салют в твою честь, не иначе.
— Да при чем тут я?
— Вот это верно. Не обижайся, Боря. Давай не будем гадать на бобах. Метревели знает, что ему нужно.
— Как хочешь! — фыркнул Борька и демонстративно обернулся к официантке. — Девушка, что вы сегодня после ужина делаете?
— Посуду убираю, — отпарировала брюнетка и ушла, независимо покачивая пустым подносом.
Из просторного, словно спортивный зал, вестибюля Сандро Зурабович позвонил в лабораторию.
— Метревели, пожалуйста. Гоги, ты? Здравствуй, дорогой. Спустись в вестибюль на пару минут. Разговор есть.
Он повесил трубку и улыбнулся дородной грузинке, восседавшей с вязаньем в руках за столиком дежурного.
— Как внуки, Зара?
— Растут, — улыбнулась Зара. — Озорничают. А как ты, Сандро?
— Лучше не придумаешь.
— Ну и слава богу. Хороший у тебя племянник.
— Метревели они все такие, — приосанился Сандро Зурабович.
— Что верно, то верно, — Зара хитро прищурилась. — Все образованные, воспитанные, в науку пошли. Футболисты тоже, правда, попадаются.
— Футбол, если хочешь знать, — тоже наука. — Метревели наставительно поднял указательный палец. — Думаешь, матчи ногами выигрывают?
— А то чем?
— Головой, уважаемая.
— Бывает, и головой, — добродушно согласилась вахтерша. Она была явно настроена продолжать разговор, но Метревели заложил руки за спину и медленно зашагал вдоль застекленной, как в оранжерее, стены, уставленной растущими в кадках декоративными пальмами.
— Дядя! — худощавый молодой человек в белом халате сбежал по лестнице, стремительно пересек вестибюль и обеими руками пожал ладонь Метревели. — Рад видеть вас в добром здравии. Отдыхаете?
— Забавляюсь, — кивнул Сандро Зурабович. — Как у тебя дела, Гоги?
— Нормально.
— Как машина?
— Нашептали уже! — возмутился племянник. — Что за народ! Ну, помял крыло, фару разбил — подумаешь, событие! Через пару дней как новая будет. Съездить куда надо?
— Я не о «Жигулях» спрашиваю.
Гоги недоуменно взглянул на собеседника, хлопнул себя ладонью по лбу.
— Так мне и надо! Сам все разболтал. А с «Перуном» все в порядке. Доводкой занимаюсь. — Он усмехнулся. — Кто кого доводит — неизвестно.
— А говоришь, в порядке.
— Да как сказать. Сами понимаете, подсознание — сплошные загадки и сюрпризы. С кроликами просто — сплошь: «ой, боюсь!» и «жрать хочу!». С собаками уже намного сложнее.
А вчера обезьяну на пару часов выпросил — фейерверк! До самого вечера подмывало на дерево вскарабкаться.
— Любопытно. Значит, и ты к ней в подсознание проникаешь, и она — к тебе?
— Что-то в этом роде. Короче, чувствуешь себя питекантропом в кабине космического корабля: возможности огромные, а все на ощупь. Метод проб и ошибок. И ничего наверняка. А что это вы вдруг «Перуном» заинтересовались?
— Видишь ли, Гоги…
— Только не хитрите, дядя Сандро. Давайте напрямик.
— Напрямик так напрямик. Есть у меня пациент.
— Вы что — опять практикуете?
Метревели отрицательно покачал головой.
— Особый случай. Надо помочь парню.
— Наследственность?
— Скорее атавизм. Помнишь, я тебе о камчадале расказывал?
— Помню. Он каждый раз перед землетрясением к оленям рвался.
— Вот-вот. По-моему, здесь аналогичный случай, только посложнее.
— С подсознанием все сложно. И чего же вы хотите?
— Не догадываешься?
— Догадываюсь. Не получится.
— Почему?
— Не просите, дядя. Все, что угодно, только не это.
— Но ведь ты же экспериментируешь?
— Дядя, милый, ну зачем вы со мной в жмурки играете! Вы же отлично знаете, что и как. Одно дело, когда я экспериментирую на самом себе. Не имея на то разрешения, учтите. Если что и случится — сам за себя отвечу. — Гоги усмехнулся. — Если буду в состоянии.