— Эй, дурень деревенский, хорош храпеть! — сиплый голос был знакомо противен.
Ньют вынырнул из забытья и увидел перед собой какого-то человека в засаленной одежде. Из-под широкополой шляпы свисали грязные лохмы, в бороде торчала солома, из правого черного ботинка взирал на окрестности грязный палец. Левый башмак ближе к верху сохранил коричневый оттенок. Вдобавок, от бродяги так воняло, что Ньют понял из-за чего так резко проснулся.
— Очнулся, олух?
Ньют попытался вскочить, но тело еще плохо слушалось. Незнакомец вытащил из под лохмотьев приличных размеров нож, потом скептически оглядел машиниста и снова спрятал оружие за пазуху. Зато извлек оттуда помятую флягу.
— На, паря, хлебни горяченького. Хреново тебе, вижу. Обчистили?
Отхлебнув пойла бродяги, Ньют поперхнулся и закашлялся, едва не расплескав содержимое фляжки. Хозяин амброзии заботливо отнял посудину и тоже приложился к горлышку, словно стремился понять реакцию собутыльника. Затем пожал плечами и заботливо спрятал флягу обратно под засаленную одежку.
— Полегчало?
На удивление, Ньют действительно почувствовал себя гораздо лучше. Но это, скорее, от того, что пойло вышибло из головы все мысли — оставило только страх окочуриться от ингредиентов. Посему, машинист кивнул головой и с чистой совестью ответил:
— Угу.
— Ну, раз заговорил — будешь жить. Чего это тебя швырнули в мусор — помнишь?
— Да.
— Только не говори мне, что был тайным членом правящей верхушки. Не поверю. Ты на фермера больше смахиваешь. Где обработали тебя?
— "Бычий глаз".
— Счастливчик! — причмокнул собеседник, достал флягу, сделал хороший глоток и, выдохнув, произнес:
— С днем рождения тебя!
Ньют оторопело воззрился на бродягу. Тот вытер рукавом рот и пояснил:
— Там такая сволочь заседает, что могли бы тебя на отбивные пустить для следующих простаков. Оттуда единицы живыми выходят после закусона ихнего, если сделали глупость, показав деньги. Не, так конторка ничего. И повар, и кормежка с выпивкой — самое то. Вот только кто с деньгами — не жилец.
— У меня там невеста…
— Забудь. Все уже. Спихнули, небось, вербовщикам.
— Я должен…
— Ты, братуха, отлежался бы.
— Лучше нож одолжи.
— Не, не могу. Тебя там грохнут, и кто вернет тогда мне железяку? Давай-ка тебе подберем чего-нибудь тут, — бродяга вытащил из какой-то дыры под доками приличных размеров торбу и принялся ее развязывать. — Тебя звать-то как?
— Ньютон.
— Ого! Славное имя!
Ньют пожал плечами.
— Имя как имя…
— А меня Колдырем кличут, — человек попытался развязать затянувшийся узел зубами, но тот не поддался. — Вот ты все же деревенский дурачок. Ньютон… Так физика звали одного. Давным-давно это было. Я читал.
— А-а-а… — Ньюту было все равно.
Колдырь справился наконец с упорствующим кожаным ремешком и вытряхнул содержимое мешка на доски. Там оказалось множество непонятных вещей. Железные трубки, обломки какой-то плитки… Во всяком случае, ничего, что могло бы сойти за оружие. Бродяга порылся в своем мусоре и вытащил из кучи барахла толстую палку с металлическим набалдашником на конце.
— На, владей!
— Не, спасибо. На черта она мне сдалась?
Палка не могла бы служить даже дубинкой. Слишком короткая и довольно легкая.
— Дурак ты. Это кусачка, древность. Во, гляди.
Колдырь большим пальцем нажал на что-то. Из палки метра на полтора вылетел набалдашник на блестящем штыре и клацнул перед носом отпрянувшего от неожиданности Ньюта.
— Испугался? — бродяга заржал.
— Н-н-нет, в общем.
— Во как!
Крутя палку так, словно он ее выжимал, Колдырь снова убрал штырь внутрь. Когда набалдашник оказался на месте, то открылся. Бродяга сжал полусферы пальцами: кусачка клацнула и захлопнулась.
Лучше что-то, чем ничего…
— Спасибо, Колдырь!
— Спасибо сыт не будешь, — философски ответствовал бродяга. — Десять монет с тебя будет. А пока что потренируйся.
Колдырь прислонил к стене доску. Ньют опробовал аппарат. С первого раза штырь вылетел с неожиданно приличной отдачей и набалдашник разбил доску. В железных челюстях застрял откусанный кусок деревяшки.
— Близко, но вполне…
До следующей деревянной жертвы набалдашник не долетел совсем чуть-чуть и клацнул до деревяшки.