На мне скромная (во всяком случае, для меня) длинная черная юбка и черная майка, а на лице — огромные солнцезащитные очки, чтобы никто не заметил мои крохотные зрачки.
Но, видимо, я выбрала не тот цвет, потому что здесь все в оттенках синего и оранжевого. В цветах Кэйвена. Алекс одет в синий смокинг, как и гребаный Илай.
Когда мы с Алексом шли через маленькую церковь, Илай оглянулся на нас с первого ряда с застывшей на лице сдержанной маской безразличия. Пока мы с Алексом пробирались на свою скамью, у меня дрожали колени.
Единственное, о чем я могла думать, это о том, что мне не нравится иметь какие-либо секреты с Илаем. От этой мысли я ощущала физическую боль.
И глядя на то, как он проводит пальцами по глазам, изображая траур по Рианне, будто еще вчера не говорил мне, что едва ее знал…Я не могу поверить, что мне потребовалось так много времени, чтобы заметить, что он ненормальный. Мне следовало быть повнимательнее.
Сейчас, на кладбище, за толпой собравшихся ради Рианны людей, я вижу, как ее мать в буквальном смысле плачет у Илая на плече. Она вытирает глаза и завывает. Рядом с ней мужчина, как я понимаю, отец Рианны, он стойко держится, его руки крепко сжаты, под глазами залегли тени.
Все либо плачут, либо стараются не плакать, либо вытирают платками свои фальшивые слезы.
Мне жарко и душно под сентябрьским солнцем, и до смерти охота столкнуть в эту разрытую могилу Алекса за то, что заставил меня сюда приехать. Если он рассчитывал, что благодаря этому, я что-то для себя пойму, то его ждет сильное разочарование. Единственное, что я поняла, это то, что его сосед по дому сумасшедший, и, чтобы об этом сказать, не было никакой необходимости тащить меня на эти похороны. Мне вполне хватило его вчерашнего появления в моей квартире.
Илай поглаживает миссис Мартинсон по спине, а затем оглядывается на меня. Клянусь Богом, я вижу, как у него на губах появляется легкая ухмылка, и теперь мне хочется убить и его.
Но я выжидаю.
Надо признать, что у меня это плохо получается, но ради такого я готова постараться.
И вот когда под всеобщие рыдания на гроб падает первая горсть земли, а миссис Мартинсон утыкается лицом в плечо Илая Аддисона, потому что он такой образцовый студент, такой тихий, умный парень, который заботился о ее дочери, парень, который так же, как и все остальные, опечален ее смертью, он снова поднимает глаза на меня, чтобы удостовериться, вижу ли я все это. Я вижу. Именно поэтому я поворачиваюсь к Алексу, встаю на цыпочки и, схватившись за ткань смокинга, прижимаюсь губами к его губам.
На какое-то мгновение Алекс удивленно замирает, отказываясь целовать меня в ответ, вероятно, шокированный моим публичным проявлением чувств на похоронах, будто не знает, что никакие законы морали мне не свойственны. Но позади нас никого нет, и он, наконец, приоткрывает губы, позволяя мне проникнуть языком ему в рот, и мы впервые целуемся на кладбище под пристальным взглядом Илая.
Иди нахер, Илай.
15
АЛЕКС
Зара хочет домой.
А у меня нет никакого желания ее туда везти. Не знаю, во что она вляпается, но Зара ясно дает мне понять, что не хочет, чтобы я с ней оставался, и думаю, что технически мы расстались. В смысле она однозначно моя, и я еще ни с кем не трахался, но тем не менее. По сути, мы порвали.
Вылезая из джипа, Зара даже не целует меня на прощание. Ступая на тротуар, она не глядя машет мне рукой, а затем поднимается по открытой лестнице на второй этаж своего многоквартирного дома. Я долго смотрю ей вслед даже после того, как за ней закрывается дверь.
Сегодня она казалась такой рассеянной.
А еще эта прошлая ночь. Когда Илай рассказал мне, что случилось перед тем, как я нашел ее на кухне, а он, очевидно, поднялся к себе в комнату. Черт возьми.
Она даже не помнит.
Она разделась перед моим лучшим другом и даже, блядь, не помнит.
Я закрываю глаза и впиваюсь пальцами в руль. А потом сквозь динамики машины раздается звонок моего телефона.
Я открываю глаза и, задержав дыхание, жду соединения.
На несколько секунд воцаряется тишина, а затем я спрашиваю:
— Мама?
Меня бесит, что мой голос грубый и какой-то надломленный. Бесит, что я, напрягшись всем телом, таращусь на руль, ожидая ее слов. Гадая, а не был ли этот звонок случайностью.
Мама уже не первый раз набирает меня по ошибке.
— Алекс! — говорит она фальшиво-веселым тоном.
По сути, это еще больнее. У меня замирает сердце, когда я слышу в ее голосе притворство. Слышу в нем оболочку той матери, которой она когда-то была.
Я сжимаю пальцами руль, запрокидываю голову и закрываю глаза. Я хочу подняться наверх, в квартиру к Заре. Хочу броситься в ее объятия. Сказать ей, что мне страшно. Что я не хочу, чтобы она стала такой, как моя мать.
Сказать, что, по-моему, она уже такой стала.
— Как ты, сынок?
Я проглатываю свой гнев.
— Я в порядке, мам. Папа сказал, что не сможет приехать, потому что...
Она смеется, не дав мне договорить. В ее смехе нет никакой радости. Абсолютно никакого веселья. Только холодная, злая ярость.
— Что сказал папа? — спрашивает она, но не дает мне ответить. — Я расскажу тебе, что произошло на самом деле, потому что уверена, он этого не сделал. Сегодня на сайте церкви, появилось много фотографий под последним сообщением папиного блога в разделе комментариев.
Ее голос становится резким, и я буквально вижу, как она стискивает челюсти и прищуривает глаза. Вижу ее ярость. Вижу, как сильно она его ненавидит.
— Прямо под последним постом о том, как сохранить чертову искру в браке.
Из-за нее я это ненавижу. Из-за нее я, блядь, это ненавижу.
Я сильно бью кулаком по рулю, но ничего не говорю. Мамина гневная тирада еще не закончена. Но если она разражается тирадами, значит, ничего не принимала. Во всяком случае, пока. Может, позже. Наверное, как только мы закончим этот телефонный разговор. Я бы просидел в этом гребаном джипе всю ночь, если бы это гарантировало, что она все время будет говорить. Что заснет на том конце провода. Что не впадет в вызванную Ксанаксом кому.
— Я, естественно, его прижала, и он солгал. Естественно.
«Естественно».
— Мама, мне так…
— Никогда так не делай, Алекс, ты меня слышишь?
Тон ее голоса меняется. Он уже не такой жесткий. Не такой злой. И больше похож на...мольбу.
— Никогда не поступай так с девушками. Даже если это Зара. Папа сказал, что Зара была на той вечеринке с Рианной..., — она на секунду замолкает. — К черту всё, что говорит о ней твой отец. Не поступай с ней так.
Очевидно, папа не сообщил маме, что Зара натворила с Джамалом Клинтом. Наверное, так лучше.
Я бросаю взгляд на окна квартиры Зары, что на втором этаже. Хотел бы я заглянуть внутрь. Хотел бы всегда быть с ней. Хотел бы ее спасти.