— Мам, я бы не…
— Не разрушай ее мир, только потому что у тебя в жизни появилась какая-то новая, более молодая, более блестящая игрушка. Ты меня понимаешь, Алекс Кристиан?
Я потираю рукой сердце.
— Понимаю, мама.
Но… Что, если я ей не нужен? Что, если она меня оттолкнет? Если она такая же, как ты? Что, если это она бросит меня ради чего-то нового? Чего-то...более блестящего?
— Алекс, я знаю, что ты совершил несколько ошибок, и знаю, что тебе придется пропустить три следующие игры, но, сынок, не позволяй этому тебя ожесточить. Не позволяй враждебному миру превратить тебя в того, кто причиняет боль другим.
Я вспоминаю ту бутылку текилы. Как заталкивал ее Заре в рот. Вспоминаю видеоролики с ее обнаженной грудью. И то, как затащил ее в бассейн. Я был пьяным, тупым и злым, но не имел на это права. Вообще, блядь, никакого права.
Я вспоминаю прошлую осень. Очередная вечеринка. Очередная девушка. Очередная ошибка.
Полиция. Обвинения.
Та девушка ушла из Кэйвена. Она ушла. Почему пришлось уйти ей, а не нам с Илаем?
«Потому что отец Илая — юрист. Потому что у моей семьи есть деньги. Потому что эта девушка была никем».
Та девушка была такой же, как Зара.
— Хорошо, мам. Я не позволю. Прости, мам, я...
— Это не твоя вина. А твоего отца.
«Ты его бросишь?»
— Прости, мам.
На другом конце провода раздается тяжелый вздох, и я представляю, как мама переводит взгляд на оранжевый пузырек с таблетками. Как она борется с желанием. Я вспоминаю то время, когда все это началось. Когда поползли слухи о том, что папа ей изменяет, а я в это не поверил. Я, блядь, в это не поверил, потому что папа — пастор, и он бы такого не сделал.
А потом, когда мама уехала куда-то с друзьями, я зашел в домик для бассейна. Я рано вернулся домой из школы, хотел провести выходные с отцом, пока он не ушел в церковь на все воскресенье. Я примчался домой на час раньше в пятницу, а он трахал в том домике какую-то девушку.
— Мне нужно идти, — резко говорит мама.
Я не знаю, где сейчас отец, и что она делает, в какой комнате. Но я знаю, почему моя мать его не бросила. Она от всего ради него отказалась. От карьеры, от родного штата, от своей семьи. От собственной жизни. Она переехала и все бросила, а теперь, когда у них с отцом есть деньги и авторитет в обществе, куда ей деваться? И если она уйдет, разведенный мужчина не сможет возглавлять церковь.
Более того, она не хочет менять свой образ жизни. Даже если это просто маникюр, прием таблеток и расползающиеся по городу сплетни. Теперь это ее жизнь.
— Мне нужно идти, но позже мы с тобой поговорим, ладно? Заходи к нам, когда будет возможность.
В ее словах мне слышится легкое возбуждение, никак не согласующееся с тем, что она говорит. И я понимаю, что она снова сдалась. Что как только мы завершим разговор, она закинет в себя горсть таблеток.
Я это понимаю, но ничего не могу сделать.
Папе тоже не возглавить мегацерковь, если его жена будет находиться в реабилитационном центре, поэтому они терпят пороки друг друга и помалкивают, пока это не достигает критической точки, и тогда они ссорятся. Ссорятся, кричат и, в конце концов, остаются вместе, потому что больше никому не нужны.
Я снова смотрю на окно Зары.
— Хорошо, мам.
— Я люблю тебя, Алекс.
Я сглатываю вставший в горле ком.
— Я тоже тебя люблю, мама.
*****
Провалявшись в постели почти всю субботу, вечером я располагаюсь на задней веранде. Через некоторое время ко мне выходит Илай с пивом в руке.
Он закрывает за собой дверь и садится на стоящий напротив меня диван. Солнце уже зашло, вокруг горят бамбуковые факелы, а под ровной гладью бассейна светятся подводные фонари.
Я поворачиваюсь, чтобы на него взглянуть. Он смотрит на воду, на нем спортивные шорты и борцовская толстовка с капюшоном «Кэйвен У». У него под глазами довольно заметные круги, и я задумываюсь, а вдруг на самом деле он потрясен смертью Рианны гораздо больше, чем показывает.
Либо так, либо его конкретно гложет что-то другое.
— Ты сегодня виделся с ее родителями? — нарушив тишину, спрашиваю я.
Он говорил, что заедет в дом родителей Рианны, чтобы выразить им свои соболезнования и узнать, не нужно ли им чего-нибудь. Уверен, что он сделал это не по доброте душевной, но с другой стороны, может, до меня наконец дошло, что вчера он помог похоронить девушку, которая сосала его член. Они никогда официально не встречались, но последние несколько месяцев время от времени трахались. Не знаю, были ли они на самом деле друзьями или типа того, но думаю, ты все равно привыкаешь к тому, чьи губы постоянно обхватывают твой член.
Илай на меня не смотрит. Он упирается локтями в колени, отхлебывает пива и пожимает плечами.
— Да.
И на этом всё.
Я киваю и снова перевожу взгляд на воду. Я сижу, обхватив одной рукой спинку дивана. Не глядя на Илая, я спрашиваю:
— Ты хочешь о чем-то поговорить?
На веранде воцаряется тишина, и я невольно задумываюсь, ответит ли он вообще. Обычно я не задаю подобных вопросов, но сегодня Илай кажется мне молчаливее обычного. Может, его так потрясла вся эта история с Зарой?
Я знаю, что это не его вина. Просто она...такая.
— Вообще-то, нет, — наконец отвечает он. — А ты?
Я сжимаю пальцами обивку дивана. Мне о многом хочется поговорить. Мне хочется поговорить о маме. О Заре. О том, что произошло на вечеринке в прошлые выходные. И с Рианной, и с Зарой. А еще я хочу поговорить о прошлой осени. Хочу, чтобы он убедил меня в том, что я не подонок. Что я просто облажался.
Вместо этого я говорю:
— Нет. У меня завтра экзамен, к которому мне, наверное, нужно готовиться.
Но я не встаю.
— По какому предмету? — спрашивает он, но его голос звучит отстраненно.
Я знаю, что на самом деле его это не заботит. Интересно, заботит ли Илая вообще хоть что-нибудь.
Я оборачиваюсь на смотрящего на воду Илая и вижу его профиль. Вижу у него на руке часы и череп с розами, причудливую филигрань, тянущуюся вверх под его борцовскую толстовку. Я представляю себе, как он сдерживает себя, когда дерется, без эмоций, всплесков чувств и промахов. Как он обходит противника, ожидая подходящего момента, чтобы сделать выпад, и когда наносит удар, это всегда тейкдаун. (Тейкдаун — технический прием, который призван посредством броска или подсечки перевести соперника из положения стоя в положение лежа для нанесения ударов или выполнения удушающе-болевого приема — Прим пер.) У нас иногда совпадают расписания тренировок по борьбе и футболу, но я видел пару его боев и просматривал видеозаписи остальных.
Он профи.
Илай борется, как живет — спокойно, полностью владея собой. Интересно, что было бы, потеряй он контроль?
Прошлой осенью это почти произошло.
А в прошлые выходные я его остановил.
— По курсу социологии. Это будет просто.
Он поворачивается и, взглянув на меня, приподнимает бровь.
— По социологии, да?
Я киваю, разминаю пальцы и кладу руку на бедро.