Я хватаю с кровати телефон и швыряю его в другой конец комнаты. Это уже входит в привычку.
К черту это дерьмо.
Я не пойду на занятия.
Я провожу рукой по лицу, чувствуя себя реально хреново и раздумывая, а не отправиться ли мне к Джаксу. Он единственный из знакомых мне людей, который, возможно, будет не против устроить вечеринку в среду утром, но, впрочем, он, скорее всего, еще не встал.
И только я задумываюсь над тем, не ответить ли Илаю и просить его со мной встретиться, чтобы наконец разобраться со всей этой херней, дверь со скрипом открывается, и я тут же напрягаюсь, впившись ногтями в ладони.
— Привет, — говорит Кайли, уставившись на меня своими большими карими глазами.
На ней розовая пижамная рубашка с такими же штанами, ее блестящие, гладкие черные волосы ниспадают ей на плечи так, будто она только что их выпрямила, но еще не потрудилась одеться.
Ума не приложу, почему она так рано встает. Ее первая пара не раньше десяти. Мне хочется спросить ее, какого хрена ей нужно, и какого хрена она перешептывается с моим парнем у меня за спиной, притворяясь, что ненавидит его, но я ничего этого не говорю.
Сейчас слишком рано для этого дерьма.
— Привет, — слабым голосом отвечаю я.
Вчера вечером я допила остатки Найквила. В пятницу мама переведет мне деньги, так что я смогу купить что-нибудь посильней, но, впрочем, может, она этого и не сделает, поскольку я не отвечаю на ее звонки.
Думаю, мне придется себя пересилить и все же ответить ей с целью получения денег.
Я могла бы просто устроиться на работу, но на самом деле мне этого не хочется. Меня захлестывает волна отвращения к себе, когда я смотрю на миниатюрную и милую Кайли, которая даже в пижаме восьмидесятилетней бабушки выглядит пиздец какой организованной. У нее все отработано до мелочей. Она собирается поступать на фармацевта. Йен — на врача. Через несколько лет у них будет куча денег, а что будет у меня?
Наверное, еще больше отвращения к себе.
Она забудет о девушке, с которой ей пришлось нянчиться, и я, по всей вероятности, отдам концы от передозировки где-нибудь в гостиной Джакса, чем разрушу и его жизнь, поскольку он будет мучиться чувством вины.
— Ты в порядке? — спрашивает Кайли своим мягким голосом и, сцепив перед собой руки, пробирается в мою комнату.
Какое-то время я, прищурившись, смотрю на нее. Целую минуту я раздумываю, а не сказать ли ей правду: Нет, я не в порядке. Вообще-то, мне кажется, что я снова серьезно подсела на наркоту, но не хочу возвращаться в реабилитационный центр. Думаю, я хочу трахнуть лучшего друга моего бывшего. А еще мне прямо сейчас хочется круто обдолбаться, но мой дилер, скорее всего, спит, а он единственный человек, которому может прийти в голову мысль обдолбаться со мной в среду утром. О, и еще моя мать тайно вышла замуж в четвертый раз, а отец занимается непонятно чем на другом конце страны, поэтому я просто жду его ежегодной рождественской открытки, в которой он даже ничего не пишет, кроме своего тупого, паршивого имени. А ты гребаная лгунья, и я хочу, чтобы ты убралась к чертовой матери из моей комнаты.
— Да, — вру я Кайли.
Она на это не ведется. Это видно по тому, как Кали чуть прищуривает глаза, но она, в отличие от меня, хорошо воспитана, поэтому ничего не говорит.
Кайли заламывает руки, и мне вроде как хочется их сломать.
— Не хочешь сегодня вечером вместе поужинать? — спрашивает меня Кайли.
Нет. Какое-то время я подумываю сказать ей именно это. Подумываю послать ее нахер. Но вместо этого у меня с губ слетает:
— Да, это было бы здорово.
Сегодня вечером мне нужно чем-то себя занять, и идея обдолбаться, скорее всего, не самая лучшая. Все мои ограничительные линии стерты, график, за который я так цеплялась для какой-то уверенности в том, что на самом деле не наркоманка, накрылся медным тазом. Может, ужин с Кайли будет весьма полезным. Может, у меня получится вобрать в себя частичку ее совершенства. Может, я наору на нее и спрошу, какого хрена она шепчется с Алексом.
А может, я просто, блядь, не буду чувствовать себя одинокой.
— Правда? — удивленно спрашивает она. Как будто ждала, что я скажу «нет».
Полагаю, справедливо. Я улыбаюсь ей, искренне пытаясь это почувствовать. Пытаясь сделать эту улыбку настоящей.
— Правда.
*****
Я сгребаю на своей тарелке консервированный горошек, слушая, как Кайли рассказывает о своей маме. У меня нет особого желания разговаривать и ужинать, поэтому я поглядываю в коридор, на закрытую дверь моей спальни. В коробке из-под обуви я нашла новую бутылочку сиропа от кашля. Видимо, спрятала его от самой себя, потому что после реабилитации Зара очень умна.
И как только я закончу этот ужин, то выпью его залпом.
К черту Кайли, к черту Алекса. Почему-то мне становится легче, когда я плюю на Кайли прямо у нее под носом, вместо того чтобы ей навтыкать.
Пока моя соседка по квартире что-то там рассказывает, я улыбаюсь ей и киваю, но тут она хмурит свои темные брови, и я быстро понимаю, что это не та часть разговора, на которую следует улыбаться и кивать.
Я опускаю взгляд на свою тарелку, хмуро глядя на приготовленную ею свинину. Она выглядит очень даже аппетитно, но у меня во рту такая засуха, что жевать ее будет все равно, что пытаться проглотить горсть пепла. Мне нужно завязывать с этим гребаным Аддеролом.
— Так или иначе, — продолжает Кайли, промокнув рот салфеткой, а затем положив ее обратно на колени (да, эта девушка — само совершенство). — Им придется продать дом.
Она берет вилку и нож, отрезает еще один кусочек мяса, но, естественно, пока не кладет его в рот, потому что все еще говорит, а Кайли Джонс не разговаривает с набитым ртом.
— Ей трудно обходиться без трости. Боль тоже усиливается, поэтому ее врач прописал ей, — тут Кайли замолкает, и я удивленно поднимаю на нее глаза.
Она кажется слегка виноватой, отводит взгляд и качает головой.
— Извини, — неловко произносит она.
— За что? — в замешательстве спрашиваю я и, царапнув по тарелке вилкой, роняю несколько горошин.
Кайли выдыхает, глядя мне за плечо.
— Насчет, ну, знаешь, насчет обезболивающего для моей мамы, я не хотела..., — Кайли не может произнести всю фразу целиком, а я понятия не имею, о чем она, блядь, говорит.
Пока, наконец, до меня не доходит.
Я тут же краснею, но думаю, для нее это сопутствующее смущение. В этот момент я радуюсь, что у меня во рту нет еды, в противном случае, я бы точно ею подавилась.
— Постой, постой, постой, — язвительно говорю я, качая головой. — Ты считаешь, что от разговора о выписанных твоей маме болеутоляющих я что? Захлебнусь слюной и потеряю над собой контроль? — рассмеявшись, я откидываюсь на спинку хлипкого стула, который стоит наполовину на кухне, а наполовину в гостиной.
Затем со звоном бросаю вилку.
— Это так не работает, Кайли.