Дрожащим от ярости голосом Кайли произносит:
— Алекс, я завтра уезжаю. Если ты не можешь присмотреть за ней так, как недавно меня уверял, я заберу ее с собой, и ты сможешь...
— Так, с меня хватит вас обоих, — я поворачиваюсь, чтобы уйти и направляюсь прямо к входной двери.
Я не ребенок. И не наркоманка. Со мной все в полном порядке, а эти двое придурочных просто хотят обломать мне кайф.
Может, у меня и есть небольшая проблема. Но нет ничего такого, с чем я не могла справиться сама. К черту их обоих. Конечно, у Алекса есть дела поважнее, чем исполнять роль няньки. Я больше не его проблема. Он бесится от того, что я трахнулась с его соседом по дому, но у него нет на это никакого права.
У него, блядь, нет никакого права беситься.
Нахер его.
Он мне не нужен.
Мне никто не нужен.
Я просто хочу побыть одна.
Я отпираю дверь и только собираюсь ее открыть, как Алекс хлопает по ней ладонью.
— Ты никуда не уйдешь, принцесса.
— Клянусь Богом, я позвоню в полицию, если ты сейчас же не…
— Пожалуйста, звони, — Алекс делает шаг ко мне, загнав меня в угол у двери. — Пожалуйста, позвони в полицию, чтобы они увидели, какая ты сейчас бухая. Чтобы я показал им дерьмо, что ты хранишь в гребаной коробке из-под тампонов...
Я даю ему пощечину.
Не задумываясь, просто бью его и все.
— Ты не имел никакого права! — я снова отвешиваю ему пощечину. Он двигает челюстью и, стиснув зубы, поворачивается ко мне. — Ты не имел никакого гребаного права рыться в моих вещах! Ты знаешь, сколько стоит это дерьмо...
— Если начнешь трахаться и со своим дилером, За, то наверняка получишь довольно хорошую скидку, а? Или твоя киска уже не так хороша?
Я снова поднимаю руку, чтобы ударить его по лицу, и он снова не сопротивляется. У меня болит ладонь, по квартире эхом разносится смачный звук, и где-то за внушительной фигурой Алекса ахает Кайли.
— Давай еще раз, — тихим голосом произносит Алекс. — Ну же.
— Зара, не надо, — умоляет меня Кайли.
Но я бью. Или, по крайней мере, пытаюсь. Ярость ломает мне кайф. Я, блядь, готова расцарапать Алексу Карди лицо.
Но он меня останавливает.
Алекс хватает меня за руку и, больно впившись в нее пальцами, с такой силой прижимает к стене, что я ударяюсь о нее головой. Кайли его окликает, но он, не обращая на нее внимания, смотрит мне в лицо. В тусклом свете, просачивающемся в прихожую из-под двери квартиры, его глаза кажутся черными пропастями гнева.
— Я не позволю тебе себя прикончить. Ты, блядь, покоя не заслужила.
Я пытаюсь его оттолкнуть, и он прижимает к стене другую мою руку.
— Илаю всегда было на тебя плевать, и я очень хотел бы сказать то же самое о себе, но мне не плевать, Зара. Мне не плевать.
— Это не...
— Илай тебя не любит. Он болен, как и ты. Но я, мать твою, люблю тебя так же сильно, как и ненавижу, и не позволю, чтобы тебе стало хуже. А теперь, — он прижимается ко мне всем телом, и я задерживаю дыхание. — Я останусь тут с тобой на всю неделю. Ты можешь себе это облегчить, а можешь усложнить. Но если ты попытаешься смыться куда-нибудь без меня, я позвоню твоей матери, и она перестанет присылать тебе деньги. Всё ясно?
Нет.
Я проглатываю свой гнев, пытаясь подойти к этому с другой стороны. Орать на Алекса совершенно бесполезно. Это только еще больше его распалит. Еще больше его взбесит.
Он не имеет права на меня злиться, но то, что я буду ему это повторять, ничего мне не даст. И если он не выпустит меня из квартиры, если действительно забрал все мое дерьмо, я этого не переживу.
Я открываю глаза и расслабляюсь в его объятиях.
Алекс тоже заметно расслабляется, но смотрит на меня с подозрением. Скептически. Я знаю, что он доверяет мне не больше, чем я ему.
Он не отходит и не отпускает меня, но я на это и не надеялась.
— Это не то, что ты думаешь, — говорю наконец я ровным тоном.
Алекс хмурится, и я вижу, что он уже готов возразить, поэтому я продолжаю, быстро, но при этом мягко:
— У меня нет зависимости. Все не так, как ты думаешь, — у меня внутри все сжимается, потому что это чистая правда, и я не хочу ему в ней признаваться.
Я не хочу чувствовать себя такой уязвимой, но придется. Мне нужно сказать ему какую-то правду, чтобы он оставил меня в покое. Чтобы все мне не запорол.
— У меня нет зависимости. Просто... просто мне так жутко и одиноко, и в голове полнейший бардак, а таблетки помогают мне почувствовать себя живой. Но я могу обойтись и без них, — я проглатываю эту маленькую ложь и надеюсь, что Алекс тоже. — Я могу. Просто думала, что хорошенько оторвусь в универе, а потом возьму себя в руки.
Я посмеиваюсь, потому что, произнесённые вслух, мои слова кажутся до нелепого глупыми.
— Я понимаю, что это не прокатит.
Алекс ослабляет хватку, но полностью все еще меня не отпускает.
— Мне…Мне не нужен Илай.
Он прищуривается, но ничего не говорит.
— И никогда не был нужен, — у меня срывается голос.
— Это был мой лучший друг, — распаляется Алекс, как будто я этого не знаю. Как будто не вижу, насколько все безнадежно. Как безнадежен Илай. Как безнадежна я. — Как ты могла? Как, черт возьми... ты могла?
Его голос срывается, хватка ослабевает. Он прижимается лбом к моему лбу, и я чувствую Алекса, ощущаю его запах. Просто не верится, что он так близко ко мне после столь долгой разлуки.
— Как, черт возьми, ты могла, Зара? — его слова мягкие, прерывистые.
Я проглатываю вставший в горле ком.
— Прости. Прости меня, — но есть кое-что более неотложное, кое-что более важное. — Прости, ты можешь забрать все таблетки. Можешь забрать всё. У меня в обувной коробке есть еще заначка, которую я...
Алекс отстраняется, делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Я ее уже забрал.
Я подавляю вспышку гнева и набираю в грудь побольше воздуха.
— Хорошо, хорошо, можешь все это взять. Я останусь здесь, в этой квартире, но тебе не стоит отказываться от осенних каникул, чтобы со мной тут нянчиться, — я умоляюще смотрю ему в глаза. — Мне нужно побыть одной. Нужно пространство, чтобы подумать. Может, я даже поеду домой, повидаться с мамой.
Алекс долго смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. Он не отводит взгляда, и мне трудно смотреть ему в глаза. Чтобы невольно не отвернуться. Чтобы не съежиться, потому что я нагло вру. Но Алекс этого не видит. На самом деле, он меня не знает. Если он думает, что Илай плохой, то даже не догадывается, какая я.
Кайли тоже меня не знает. Мы буквально недавно стали подругами, что тоже было полной хренью, потому что я никогда не говорила ей правды, а она кое-что от меня скрывала.
— Да, — произносит, наконец, Алекс, и я чувствую, как по телу, словно теплое одеяло, начинает растекаться облегчение.
Он отпускает одну мою руку, проводит большим пальцем по губе и, отступив назад, отпускает, наконец, и другую. От счастья, что он купился на ложь, у меня слабеют колени.
Но затем Алекс засовывает руки в карманы своих спортивных штанов и снова повторяет:
— Да, — вздыхает он. — Вот в чем дело, принцесса. Ты очень складно говоришь. Но я знаю, что ты полна лжи. Знаю, потому что это не первое мое родео с такими дамами, как ты.