Я меряю шагами гостиную, Алекс сидит спиной ко мне за столом с телефоном, закинув ноги на соседний стул.
Гребаный мудак.
Он просто гребаный мудак.
Из-за штор в гостиной больше не пробивается дневной свет, и я понятия не имею, как мы, черт возьми, весь день провели вот так, в тихой ярости, но уж в этом я уверена. Алекс приготовил обед, бургеры без булочек, потому что у нас не было гребаного хлеба, и замороженную картошку фри. Я ничего из этого не съела и заказала себе еду. Китайскую.
Ее тоже не съела, хотя доставленные пакеты все еще лежат на кухонном столе, и капец как вкусно пахнут.
Но нахер его.
И еду его тоже нахер.
Я приняла душ, заглянула в вентиляционное отверстие в ванной, но Алекс спёр и эту мою заначку. Он понятия не имеет, сколько денег спустил в унитаз или куда он их там дел. Ему естественно пофиг, потому что этот мудила все равно не работает и никогда не будет работать. На него ведь сыплются Божьи деньги, что почти уморительно.
Мне хочется подколоть Алекса насчет его родителей, их развода и заголовков всех местных газет Северной Каролины о том, что преподобный Карди крутил шашни с десятками женщин, но у меня нет желания слушать его дурацкий голос.
Умом я понимаю, что часть моего раздражения проистекает из того факта, что я впервые за несколько недель, а может, даже месяцев, не принимаю Аддерол. Я бросаю взгляд на холодильник, раздумывая, а не открыть ли морозилку и не выпить ли немного кокосового рома, но знаю, что Алекс начнет ныть, и у меня нет энергии с ним пререкаться.
И раз уж речь зашла об энергии, эта адская головная боль, скорее всего, пройдет, если я выпью кофе.
Пройдя мимо Алекса, я закидываю косы за плечи и достаю из шкафчика кофе и фильтр. Чувствуя на себе его взгляд, я заправляю кофеварку, отмеряю нужное количество зерен, но ничего не говорю.
Но как только я нажимаю кнопку «Пуск», Алекс произносит:
— Немного поздновато для кофе, тебе не кажется?
И я поворачиваюсь к нему.
На его тупом лице тупая надменная ухмылка, и мне до смерти охота ему врезать.
— Отъебись, — я знаю, что это неубедительный ответ, но мне пофигу. — Мне что, и кофеин теперь тоже нельзя, а? В смысле, я в курсе, что это тоже наркотик, но, похоже, всем на это насрать!
Я в бешенстве вскидываю руки. Это не имеет отношения к Алексу и, скорее связано, с тем фактом, что я хочу, чтобы у меня в организме оказался хоть какой-то легальный метамфетамин.
Черт возьми. Наверное, хорошо, что я не употребляла настоящий мет, но это ведь все одна хрень, разве нет? Просто одна из них одобрена правительством, а на другой им денег не заработать, поэтому вас сажают в тюрьму за обман.
Я понимаю, что у меня дрожат руки, и сжимаю их в кулаки, затем отворачиваюсь от Алекса, уставившись на кофеварку. Она капец как медленно работает.
— Зара...
Я не оборачиваюсь. Не хочу видеть ни Алекса, ни его жалости.
Не хочу, чтобы он заметил, как дрожат мои пальцы, или узнал, что со мной делает. Что я с собой делаю.
К горлу подступает ком, я так зла и так... измучена. Я просто хочу побыть одна. И не думать ни об этом, ни об Алексе, ни об Илае, ни о чем другом.
— Просто уйди, Алекс, — шепчу я, смахивая с лица слёзы рукавом толстовки, которую на себя нацепила, хотя уже вспотела, и мне просто хочется разорвать что-нибудь в клочья. Швырнуть в стену кофеварку. Содрать с себя эту чертову толстовку. — Просто уйди.
Крепко зажмурив глаза, я порывисто вздыхаю и, присушившись к закипающему кофе, вбираю в себя его аромат.
— Пожалуйста, уйди.
Алекс молчит, и я знаю, что он не послушает, но это для его же блага. Я понятия не имею, что будет с его мамой, но я не она, и ему меня не спасти. Я не она, и думая, что я такая же, думая, что может меня вылечить, Алекс только погубит нас обоих.
Ему нужно уйти.
— Алекс, я не могу этого сделать! — кричу я, обхватив ладонями голову. — Я не могу этого сделать, прости меня, но я...
Он встает позади меня, я чувствую на своей руке его пальцы и тут же резко от него отстраняюсь.
— Нет! — у меня почти срывается голос, и это еще больше бесит. — Не прикасайся ко мне! Просто свали!
Алекс снова хватает меня, и я пытаюсь с ним бороться, дергаясь и извиваясь в его руках, чтобы как-нибудь ударить. Треснуть его, отпинать, что угодно. Но он сжимает меня руками, фактически обездвижив, и, похоже, совершенно не прикладывая сил, оттаскивает от кухонного стола. Одним ударом Алекс выбивает у меня из-под ног землю, от чего я теряю равновесие.
Мы вместе падаем на пол, по квартире разносится глухой стук, который, наверняка слышат соседи снизу, но мне плевать.
Сев сзади, Алекс вытягивает ноги и обхватывает меня руками вместе с моими коленями. Он притягивает меня к груди, и я вздрагиваю от желания немедленно отстраниться. От желания выбежать из этой квартиры, спуститься по ступенькам и умчаться подальше отсюда. Может, даже в тот самый бассейн, в котором утонула Рианна Мартинсон. В бассейн Алекса. В бассейн Илая.
Я хочу знать, каково это — тонуть.
Каково это — вообще ничего не чувствовать.
— Шшш, — шепчет он мне на ухо, а я дрожу в его объятиях, уткнувшись головой в свои колени.
Сильное, теплое тело Алекса действует на меня успокаивающее, и от этого я бешусь еще больше. Бешусь, потому что я этого не заслуживаю. Не заслуживаю его и всего, что он для меня делает. То, как он полностью посвящает себя мне, отложив собственную жизнь на потом. Даже после всего, что я натворила, он все еще здесь.
— Шшш, — снова говорит Алекс и обнимает меня крепче, пытаясь унять мою дрожь. — Все в порядке, принцесса.
Все совсем не в порядке. И никогда не будет в порядке. Я не в порядке. Мне хреново.
Хреново.
Я не могу остановить льющиеся по щекам слезы, и меня жутко злит то, что реву здесь, в его объятиях. Меня жутко это злит, потому что мне здесь не место.
Мне не место рядом с ним. Я этого не заслуживаю.
У Алекса доброе сердце.
А мне иногда кажется, что я родилась без души. Совсем как Илай.
42
ЗАРА
— Нам нужно взять еще апельсинового сока, — объявляет Алекс, когда я сажусь на пассажирское сиденье его джипа.
Сегодня среда, и я упросила его вывести меня на улицу.
Полторы недели до Хэллоуина, и погода вполне себе осенняя. Мы сидим с приспущенными окнами на парковке пустого продуктового магазина — видимо, никому не приходит в голову идти за покупками в девять утра в середине недели.
— Ага, — отвечаю я и, взглянув на выкрашенные свежим розовым лаком ногти на ногах, шевелю пальцами в сандалиях.
Я отказалась ехать на педикюр в основном потому, что хотела отказаться от всего, что предлагал Алекс.
За последние пару дней я выпила несколько графинов кофе со сливками, и больше ничего, и по-прежнему злобная стерва. Но вчера вечером я наконец-то позволила Алексу покрасить мне ногти, и он и тут не налажал.
Было почти забавно наблюдать за тем, как он подтирал ватным тампоном лак, когда слегка заехал на кожу.
Алекс со вздохом поворачивается ко мне, держа в руках телефон с составленным им списком нужного нам барахла.