Думаю, она выбрала неудачное место для диеты. Естественно, маме не нужна никакая диета. Она просто на ней сидит. Всегда сидела.
Я смотрю на свой едва надкушенный гамбургер. Но мой стакан из-под апельсинового сока совершенно пуст, и, хотя, когда я его заказала, мама посмотрела на меня так, будто я в конец обдолбалась, он был чертовски вкусным.
Я тереблю лежащую у меня на коленях бумажную салфетку.
— Спасибо.
Мама откидывается на спинку хлипкого деревянного стула и, наклонив голову, смотрит на меня. Ее большие голубые глаза полны чего-то похожего на подозрение, и, если она сейчас обвинит меня в том, что я под наркотой, у меня будет полное право швырнуть эту салфетку на пол и тут же уйти.
Но она обвиняет меня не в этом.
А кое в чем похуже.
— Зара Роуз Хендерсон, — с упреком произносит она, но в ее словах слышится что-то игривое.
Мама наклоняется, положив руку на стол, и я вижу, как в свете горящих над головой ламп поблескивает ее обручальное кольцо. Золотой ободок с выгравированными на нем розами очень красиво смотрится на ее тонких, ухоженных пальцах.
— Ты, случайно, не влюбилась?
Я открываю рот и комкаю в руке салфетку.
«Какого собственно хрена?»
Она улыбается, в уголках ее глаз проступают маленькие морщинки. Мама откидывает назад свои блестящие светлые волосы, садится прямее и одаривает меня самодовольной ухмылкой.
— Так я и знала. Ты влюбилась, — глядя на меня, вздыхает она. — Ну же, давай. Кто он? Видит Бог, тебе пришлось пообщаться с целой кучей моих мужчин, так что думаю, мне стоит узнать хотя бы имя этого счастливчика.
Мама пожимает плечами, при этом рукава ее коричневой шелковой блузки немного сминаются.
— Это тот парень, которого ты привела на вечеринку по случаю помолвки? — прищуривается она. — Тот, с татуировками?
От одной мысли о нем меня тошнит.
— Я не влюбилась, — выдавливаю из себя я, но уже поздно.
Мама, нахмурившись, смотрит на меня.
— Ну же, Зара. Не лги мне. Я твоя мать, — улыбается она, и на этот раз улыбка искренняя, что немного странно, поскольку она адресована мне. Последние несколько лет я только и делала, что разочаровывала свою мать. Возможно, мешала ее личной жизни. — И уж точно кое-что знаю о любви. Или о том, как ее проебать.
У меня округляются глаза, и отвисает челюсть. Мама только что вставила самокритичную шутку. Произнесла матерное слово. Это точно моя мать? Неужели она всегда была такой, просто я постоянно была слишком упоротой, чтобы это увидеть?
Рассмеявшись, я слегка покачиваю головой и расслабляюсь на своем сиденье.
К нам торопливо подходит официантка и бросает взгляд на наши все еще полные тарелки.
— Вы еще не закончили?
Моя мама не отрывает от меня глаз, как будто хочет продлить этот момент.
— Нет, — коротко говорит она, и я слышу, как официантка раздраженно сопит из-за тона моей матери (и, вероятно, из-за того факта, что мать немного похожа на стерву), но все же уходит, не сказав больше ни слова.
— Знаю, — внезапно говорит мама, постукивая ногтями по деревянному столу.
Мы сидим за столиком в углу ресторана, расположенным далеко от двери — на этом настояла мама, чтобы ее не “узнал” никто из клиентов, на что у меня не нашлось слов, — но она все равно наклоняется ко мне и шепчет:
— Это тот здоровый парень, которого я видела с тобой в продуктовом магазине. Это он, да?
Я немного посмеиваюсь, но у меня даже не получается это отрицать. Несмотря на апельсиновый сок и утренний секс, СМС Алексу и уверения, что я его люблю, я все еще как выжатый лимон.
Или, может, я от этого как выжатый лимон, несмотря на слова моей матери о том, что я кажусь “менее уставшей”.
— Он сексуальный, Зара, — говорит она, откинувшись на спинку стула. — Очень высокий и очень сексуальный.
Мама кривит рот в сторону.
— Напомни, как его звали?
У меня пылают щеки, и мне вроде как хочется о нем поговорить. Я удивлена, что мама вообще помнит, но у нее всегда хорошо получалось подмечать такие вещи, даже, когда она не была рядом. Но я рада, что ей не запомнилось его имя.
В газетах есть статья о том, как он сломал нос тому парню на поле, и куча дерьма о его отце. Нет, спасибо.
Даже при том, что из нас двоих главный раздолбай это я, а не Алекс, мама бы на это так не посмотрела.
— Нет, мам, это не он, — вру я, хотя мне отчаянно хочется о нем поболтать. Рассказать о его густых волосах, темных глазах и, Боже, о том, какой он чертовски высокий. И какой он добрый, и чему хочет посвятить свою жизнь, и о том, как помогает своей маме, и хоть иногда и ведет себя как мудак, но на самом деле у него самое всепрощающее на свете сердце.
Да. Я хочу рассказать ей всю эту хрень, но ничего не говорю. Кроме того, прежде чем думать о стабильных, устойчивых отношениях с Алексом Карди, мне еще нужно разобраться с собственными проблемами. Мы может и признались друг другу в любви, но это было сказано в тумане обуявшей нас похоти.
«Я вижу тебя насквозь».
У меня в голове проносятся его слова, и я не могу сдержать проступающую на губах улыбку. Я отвожу взгляд от мамы, но она ее уже увидела.
С другой стороны...
Илай тоже так сказал.
— О, милая, — говорит мама, и ее слова похожи на затаенный вздох. — Мне бы так хотелось, чтобы ты мне о нем рассказала. Если только это не тот парень с татуировками. О нем ты тоже можешь со мной поговорить, знаешь?
Я поднимаю взгляд, у меня внутри все сжимается при мысли об Илае. При мысли о той ночи на пляже. Но мама, видимо, прочла в выражении моего лица что-то еще, потому что она говорит:
— Зара, только не говори мне, что у тебя и к нему есть чувства.
— Что? — растерявшись от неожиданности, спрашиваю я. — Нет, вовсе нет, я…
— Два парня, Зара?
У меня пылает лицо, и становится слишком жарко, хотя я в джинсах и белой майке, скрученной в узел и обнажающей мою талию. Я обмахиваюсь, сжав в пальцах тонкий материал рубашки, и мама морщится.
— Уверена, что только один из них действительно хочет тебе добра. Они не могут оба одинаково тебя любить, Зара. И, очевидно, ты тоже не можешь любить их обоих, — вздыхает она. — Два парня — это проблема, милая. Поверь мне.
— Мам, все не так.
Она пожимает узкими плечами, снова постукивая ногтями по столу у своей тарелки с салатом.
— Я кое в чем разбираюсь, Зара. Вот почему я лучший агент в Манки Джанкшн.
В смысле, я думаю, что не могу поспорить с этой статистикой, поэтому просто молчу.
— Они знакомы? — спрашивает мама, приподняв бровь.
— Мам, это не...
Я замолкаю, поглядывая сквозь висящие рядом деревянные жалюзи. Небо потемнело, и я рассматриваю стоящие на парковке машины, что виднеются за расставленными на крытой веранде креслами-качалками.
Сделав спокойный вдох, я снова поворачиваюсь к ней. Я не люблю Илая. Но я не могу рассказать ей, что произошло между ним, мной и Алексом. Не могу произнести все это дерьмо. Но думаю, что могла бы сделать это обходным путем. Посмотрим, что она обо всем этом думает.
Будет не лишним довериться маме. Не во всём, конечно, но небольшой материнский совет не повредит.