Втаскивая наверх последнюю упакованную мумию, Кавендиш неожиданно обратил внимание на птицу, бестолково мечущуюся из стороны в сторону с пронзительным писком. Пичуга размером с кулачок ребенка несколько раз пронеслась над ним, выделывая совершенно немыслимые пируэты, затем спикировала на тальмока и со скоростью отбойного молотка принялась яростно долбить клювом один из наростов на его голове!
Это зрелище показалось разведчику таким нелепым, что он не смог удержаться от хохота. На его глазах происходил необычный поединок, сравнимый разве что со схваткой белой акулы и аквариумной рыбки.
Крохотная птичка с коричнево-красным оперением, вздыбленным хохолком и вылезшими из орбит глазками-бусинками, подскакивая и трепеща крылышками, молотила клювиком непробиваемую шкуру тальмока.
Внезапно Кавендиш замолчал, словно подавился смехом. Удивительная сцена, которую он наблюдал, неожиданно напомнила ему другую, не менее странную, свидетелем которой он был всего несколько дней тому назад в шапито Вольфганга Зуна. Только тогда взбесившаяся крыса без конца атаковала старый ботинок, принимая его за… кота.
Разведчику показалось, будто чьи-то ледяные пальцы сжали его сердце. Волна паники захлестнула его, и, ухватившись за веревочную лестницу, Кавендиш пулей слетел со спины тальмока…
Едва Тания вникла в суть его сбивчивого рассказа, как она поморщилась, словно от зубной боли, и простонала:
— О-о! Нет! Только этого нам не хватало! Птица пролетела через облако газа, это точно! А это значит, что ветер гонит его в нашем направлении. Придется одеть противогазы и не снимать их ни при каких обстоятельствах. В противном случае вы будете драться с собственной тенью или начнете бросаться на деревья…
— В пустыне? — желчно спросил разведчик.
Тания с сожалением взглянула на него.
— Вы их увидите! — мрачно пообещала она. — И будете бросаться на них, как бык на красное, пытаясь впиться в них зубами! И я вам не позавидую, если это дерево окажется на самом деле ногой тальмока, Джага или вашей собственной! Зачастую отравление газом проявляется именно таким образом: галлюцинации приводят к каннибализму. В таком случае нам не останется ничего другого, кроме как пристрелить вас!
Слова молодой женщины сменились тягостным молчанием. Джаг посерел, вспомнив отчаянную схватку с ордой людоедов, в ходе которой потерял свою возлюбленную. Эта рана была еще слишком свежа в его памяти, и любое напоминание о пережитом кошмаре погружало его в состояние прострации, выход из которого всегда был для Джага мучительным и долгим.
К счастью, обстоятельства не располагали к переживаниям и Тания, ничего не знавшая о прошлом Джага, скомандовала:
— Отправляемся в путь сейчас же! Как только подниметесь в паланкин, тут же оденьте противогазы! Если мы попадем в полосу газа, вы немедленно узнаете об этом по изменению ритма дыхания тальмока. А теперь — по местам!
ГЛАВА 11
Джаг и Кавендиш взобрались на спину головного тальмока. Небо над дюнами, казалось, кровоточило. Фантастически длинные черные тени протянулись через всю пустыню от горизонта до горизонта.
Под ногами разведчик увидел крохотное тельце птички. Он машинально нагнулся и подобрал еще теплый пушистый комочек.
— Готова, — мрачно сказал Кавендиш Джагу, протягивая ему на ладони мертвую пичугу. — Она с таким остервенением долбила клювом этот танк, что, должно быть, сломала себе шейные позвонки!
Разведчик еще некоторое время рассматривал комок перьев, лежащий на его широкой ладони, затем вздрогнул, словно кто-то толкнул его в спину, и выпустил из пальцев мертвую птичку, исчезнувшую в сгущавшихся сумерках. Вот, значит, что ожидало их, вдохни они хоть раз эту отраву!
— Мы готовы, — заключил Кавендиш металлическим голосом. — Можешь поспать, если хочешь. Я подежурю первым, потому что все равно не засну. Что-то нервишки начали пошаливать в последнее время.
Оглушенный усталостью, Джаг вытянулся на полу паланкина и мгновенно провалился в черную беспросветную бездну.
Оставшись в одиночестве, Кавендиш откинул полог паланкина и сел на пороге брезентового убежища.
Небо из кроваво-красного стало черно-фиолетовым. Теперь над пустыней властвовала тьма, поглотившая этот океан песка с его островками-скалами и крохотными атоллами-оазисами.
Наступление ночи напоминало медленное приближение какого-то хищника с темной шкурой.
Внезапно Кавендиш испытал отвратительное ощущение безысходности и неясной тревоги, от которого у него моментально пересохло горло. Он мог сорваться в любой момент — так велико было нервное напряжение, и это просто бесило его.