Уговаривая себя таким образом, Джаг прижался к какой-то стенке, покрытой густым и липким, как кит, жиром, и продолжил путь к передней части тальмока.
Шум становился просто невыносимым. Джаг подумал, что еще немного и его барабанные перепонки не выдержат. Тело тальмока оказалось настоящим резонатором, который усиливал малейшие звуки до громового удара.
Ориентируясь на слух, Джаг понял, что, если он хочет приблизиться к сердцу, ему придется вскоре перебраться через кишечник. Он задержал дыхание и, борясь с подступавшей к горлу тошнотой, вступил в сплетение кишок, как в нагретую морскую воду.
Горячие, почти обжигающие кишки сомкнулись вокруг него и неудержимо повлекли за собой, словно донная волна неопытного пловца.
Поток слизи попал Джагу в рот и ноздри. Он яростно засучил руками и ногами, но лишь ухудшил свое положение. Поняв, что таким образом ничего не добьется, Джаг сунул кинжал за пояс и буквально нырнул в трепещущую упругую массу. Он поплыл в ней, скользя в завитках кишок гигантского животного, словно пересекал обычный речной рукав.
Джаг неожиданно вынырнул из конгломерата внутренностей и по толчкам, сопровождавшим пульсацию огромной темной массы, понял, что находится рядом с сердцем.
В этот момент чьи-то руки схватили его за лодыжки.
Потеряв равновесие, Джаг упал на спину. Противник мгновенно набросился на него, но Джаг в отчаянном рывке перекатился на бок и избежал рубящего удара мачете, который рассек хаотичное сплетение каких-то сосудов и связок.
Скользкая жидкость снова захлестнула Джага с головой, и он выставил перед собой руки, вслепую пытаясь нащупать противника, которого слизь сделала неуловимым, как мыло в воде.
Сообразив, что ему ничего не светит в рукопашном бою, гном оставил Джага в покое и, ориентируясь в этом мире вечной тьмы, как днем, метнулся к сердцу тальмока.
Джаг с трудом встал на ноги и тут же зашелся в приступе жесточайшего кашля: сгустки слизи забили ему глотку и нос. Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и определиться, что было не так уж просто — самые разнообразные звуки доносились до него одновременно со всех сторон.
Внезапно настоящий вал горячей едкой жидкости сбил его с ног, и Джаг тут же понял, что это кровь. Значит, потрошитель все же добрался до своей цели! Через нанесенную рану сердечная мышца выбрасывала потоки крови, как из пожарного гидранта!
Джагу стало ясно, что в его распоряжении осталось совсем мало времени. Тальмок должен был умереть с минуты на минуту. Дольше его сердце не выдержит, а когда он упадет и прекратится жизнедеятельность его организма, можно будет и не надеяться выбраться наружу.
Готовый ко всяким неожиданностям, Джаг решил пробираться к ближайшему выходу, то есть ко рту. С кинжалом в руке он бросился на мелко подрагивающую перепонку — плевру — и распорол ее по всей высоте. Дуновение свежего воздуха придало Джагу новые силы. Он шагнул вперед и оказался внутри пещеры, заполненной очень гибкими альвеолами, которые легко раздвигались в стороны, образуя проход.
По мере того, как Джаг продвигался к источнику поступления свежего воздуха, альвеолярная ткань смыкалась за его спиной с хрустом сломанных веток.
Ток воздуха стал вдруг неровным, завихренным, и Джаг попал в колодец, похожий на гофрированную трубку противогаза. Здесь воздух циркулировал в обоих направлениях, приходил снаружи почти холодным и выходил уже горячим, почти обжигающим.
Джаг на ощупь добрался до какого-то разветвления и сообразил, что оно ведет во второе легкое. Он тут же вспомнил, что у тальмока имеется две пары легких, и предположил, что находится в главном дыхательном аппарате мастодонта.
Воспользовавшись хрящевыми кольцами трахеи, как ступеньками лестницы, Джаг полез наверх и уже добрался до гортани, когда сердце животного лопнуло.
Поток крови затопил поврежденное легкое и, пенясь под давлением, хлынул в трахею. Бешеный водоворот подхватил Джага, завертел его и, швыряя из стороны в сторону, вынес в пасть тальмока.
Умирающее животное грузно рухнуло на колени, открыло пасть в предсмертном реве, а затем тяжело повалилось на бок, изрыгая настоящий гейзер крови.
ГЛАВА 18
Падение метров с трех не причинило Джагу никакого ущерба, тем более, что еще в глотке тальмока он сгруппировался, защищаясь от ударов о всякие наросты, живо напомнившие ему пороги на реке. Вскочив на ноги, он тут же принялся стирать с себя песком крупные куски слизи, приставшей к лицу, волосам, одежде.
Уже задним числом он прикинул имевшиеся у него шансы на спасение и содрогнулся: он мог остаться внутри мертвого животного, запросто попасть под мачете потрошителя или оказаться раздавленным чудовищной тушей. Однако у Джага поубавилось оптимизма, когда он вспомнил о провале своей миссии.
Оглядевшись, он заметил, что вокруг никого нет, и задал себе самый логичный вопрос: сколько же времени он провел внутри тальмока?
Джаг прислушался, но не услышал никаких звуков, которые напоминали бы о недавней яростной перестрелке.
Он осторожно подошел к опрокинутому паланкину, порылся в куче хлама, рассыпанного рядом, и, к превеликой радости, нашел свой винчестер, а также полдюжины осколочных гранат.
Джаг успел сделать всего несколько шагов по тропе, когда впереди из-за волнистой линии песков вынырнула массивная туша тальмока. Это было последнее животное, замыкавшее караваи. Тания сидела на пороге паланкина, а Кавендиш шел внизу, время от времени оборачиваясь назад.
Второго тальмока нигде не было видно.
Дойдя до Джага, животное остановилось само по себе, без всякой команды.
— Что тут произошло? — спросил Джаг, помогая молодой женщине спрыгнуть с последних ступенек веревочной лестницы.
— Нам пришлось поделиться грузом, — скривившись, как от зубной боли, ответила Тания.
— После твоего ухода я спустился вниз, и мы попытались заткнуть чертову трубу, торчавшую из груди второго тальмока, — объяснил Кавендиш. — Вот тогда-то и началось настоящее светопреставление! Психи! Демоны! Они плевали на смерть! Мы попытались отбить атаку гранатами, но чем больше атакующих падало наземь, тем больше их рвалось на штурм! Мне даже показалось, что их ничуть не меньше, чем песка в этой проклятой пустыне! Тогда мы перешли на последнего тальмока, и нас тут же оставили в покое, словно мы и не существовали в природе!
— Им тоже пришлось поделиться, — сообщила Тания. — На втором тальмоке было больше всего Торов — восемь штук — и они решили, что им пока хватит и этого количества.
— Они дали нам уйти, не сделав ни малейшей попытки остановить, — продолжил разведчик. — Мы их абсолютно не интересовали. По меньшей мере в тот момент. Завладев восемью разрушителями, они положили начало своей очистительной армии, и для фанатиков это было самым главным. Должно быть, они считали, что остальных четверых отобьют уже без особых затруднений. Возможно даже, они подумали, что мы их сами бросим! — затем, указав на мертвого тальмока-вожака, Кавендиш добавил: — А ты действительно был у него внутри?
Джаг молча кивнул, потом неохотно произнес:
— Да. Но только все оказалось напрасно! Я не смог помешать потрошителю!
— И ты выбрался наружу! — с восхищением присвистнул разведчик.
Джаг хмыкнул.
— Внутри, знаешь ли, было не очень здорово! Правда потрошитель остался там.
— Он никогда не возвращается, — объявила молодая женщина. — Он всегда остается внутри. Таков обычай. Убив тальмока, потрошитель умирает внутри животного. Считается, что таким образом душа охотника смешивается с душой зверя, и в своей следующей жизни человек оказывается неуязвимым.
— Странный обычай, — сплюнул Кавендиш.
— Какие у вас планы? — спросил Джаг у Тании. — Здесь вы командуете, вам и решать.
Молодая женщина пожала плечами.
— А что мы можем сделать?
— Мы с Кавендишем не из тех, кому можно диктовать, как себя вести. Верно, Кав?