Данло, войдя туда, насчитал на пластмассовых скамейках двадцать восемь тысяч триста человек. Эти скамейки располагались ярусами вокруг круглой арены футов двести диаметром. Точно в центре арены стояло кресло.
Своими массивными золотыми подлокотниками и причудливой посеребренной спинкой оно скорее напоминало какойто варварский трон, чем обыкновенное сиденье. Данло, следуя к нему в сопровождении телохранителей Харры, не мог отделаться от чувства, что собравшиеся ждут от него великих, почти божественных свершений. Между тем он был всего лишь человек – более того, он всегда терпеть не мог стульев и кресел, особенно таких, которые окружают мозг интенсивным логическим полем и выставляют напоказ самые сокровенные его процессы.
– Братья и сестры, прошу тишины.
Рядом с креслом стоял могучий старец с большим носом и зычным голосом – Явас Иколари, старейшина Явас, один из виднейших теологов секты юриддиков и близкий друг Харры Иви эн ли Эде. Харра попросила сказать его несколько слов перед началом испытания, и Явас любезно согласился.
– Эмиссары и наманы из миров Известных Звезд, паломники, Достойные Архитекторы, чтецы и собратья старейшины – мы рады видеть вас здесь. – Явас низко поклонился Харре, сидевшей в первом ряду напротив Данло. – Приветствую тебя, моя Святая Иви – ты оказываешь нам великую честь своим вечным присутствием.
Харра вернула поклон и ободряюще улыбнулась Явасу. Тот подчеркнул значение чудес, которые им вскоре предстоит узреть, а затем углубился в довольно долгую и нудную историю церемонии светоприношения. Данло, выпрямившись, сидел на своем кресле и смотрел на Харру, занимающую почетное место в западном квадранте Зала. При всех других церемониях почетное место располагалось бы как раз напротив, в восточном квадранте, но в знак отличия светоприношения Данло от всех остальных кресло повернули на запад. Поэтому Святая Иви, желая находиться лицом к лицу с Данло – по крайней мере до начала испытания, – пересела на западную скамью, которую обычно занимали второстепенные старейшины Койвунеймина.
На сей раз рядом с Харрой сидели виднейшие деятели Церкви. Справа помещались Вареза ли Шен, Пилар Наркаваж и Пол Ивиэртес. Слева восседали Куоко Иви Ивацуи и Суль Ивиэрсье, самые старшие по возрасту из всех старейшин. С ними соседствовал глава элиди Киссия эн ли Эде, загадочный мистик, благосклонно относившийся к миссии Данло с самого начала. На десять скамей ближе к югу, так далеко, как только допускал протокол, охрана Зала поместила ивиомилов. Их представляли Едрек Ивиоген, Фе Фарруко Эде и Оксана Иви Селов, а в центре, хмурясь и пуская в Данло невидимые стрелы ненависти, сидел Бертрам Джаспари. Малаклипса Красное Кольцо посадили рядом с ним – далеко не случайно. Все места между ним и Харрой заполняли ее охранники, быстроглазые мужчины и женщины, бдительно следившие за ивиомилами и всеми другими, кто мог попытаться причинить Харре вред. Вся прочая публика смотрела только на Данло, одиноко сидящего на своем золотом кресле в центре Зала. Скоро, когда Явас Иколари закончит свою речь, их взорам представится другое зрелище: огни над его головой.
– Данло ви Соли Рингесс! – произнес Явас. – Желаешь ли ты принести жертву Богу Эде?
Данло, по примеру Достойных Архитекторов, взял с собой свой образник, который поставил на массивный подлокотник кресла. Голограмма Николоса Дару Эде мерцала в воздухе вместе с тысячами других голограмм. Светящийся Эде не подавал виду, что действует по остаточным программам мертвого бога, и лишь благостно улыбался, как тысячи других Эде.
– Данло ви Соли Рингесс, готов ли ты совершить светоприношение в честь написания Эде Бесконечной Программы?
Данло, внезапно осознав, что Явас Иколари и все остальные ждут его ответа, вспомнил формулу, которой научили его телохранители Харры, и сказал:
– Да. Я желаю совершить светоприношение и совершу его.
– Он совершит светоприношение! – объявил Явас так громко, что его голос дошел до самых верхних рядов. – Будучи чист разумом и свободен от негативных программ, Данло ви Соли Рингесс желает доказать, что он достоин быть преображенным в Боге Эде.
Последние слова, хотя и были только формальностью, обеспокоили Данло. Пять дней назад в своей алтарной комнате он надел на себя священный шлем и связался с одним из исторических массивов. Там, в чистых и прохладных информационных потоках, он нашел много сведений о главнейших церемониях Церкви и выяснил, что светоприношение не всегда происходило публично.
Эта церемония зародилась около трех тысяч лет назад, в годы правления Валлама Мато Ивиэрсье, задолго до Войны Контактов и исхода Старой Церкви в Экстр. Тогда, на заре Церкви, светоприношение служило всего лишь визуальным пособием для чтецов, избавлявших своих собратьев от их негативных аспектов. Достойный Архитектор, входя в свой Храм (в первый храм на Алюмите), шел в маленькую темную камеру, где его встречал чтец, и подвергался очищению. Чтец надевал на голову Достойного серебряный шлем, и сканирующий компьютер составлял модель мозга очищаемого. Чтец изучал эту разноцветную голограмму величиной со светящийся образ Эде, такие только входили в моду. Если верить церковным мифам, опытный чтец без труда расшифровывал по такой голограмме чертежи и мастер-программы человеческого разума.
Каждый Архитектор был обязан совершать такие очищения, чтобы когда-нибудь полностью освободиться от негативных программ, доставляющих человеку столько горя. Все Достойные Архитекторы надеялись очиститься от них еще до старости, а уж перед смертью непременно. Только чистый разумом может ожидать, что его паллатон поместят в вечный компьютер, и поэтому никто не должен пренебрегать своим духовным совершенствованием.
На деле в кибернетическом спасении души почти никому, конечно, не отказывали. По мнению одних, это подтверждало, что Церковь имеет власть переписывать небезупречные персональные программы. Другие – например, элиди, – видели в этом доказательство коррупции в Церкви. То, что почти все Архитекторы перед смертью объявляются безупречно чистыми, противно всякой вероятности, говорили они. Расследование семисотлетней давности показало, что чтецы, объявлявшие Архитекторов достойными преображения, сами были заражены наиболее негативными из программ. Многие из них оказались на поверку гордыми, честолюбивыми и злобными.
Они оказывали услуги один другому и видным Архитекторам, желавшим попасть в Койвунеймин. Иногда они просто продавали желанные черные эмблемы, которые Архитекторы того времени носили на рукавах в знак чистоты разума. Они забрали в свои руки великую власть над человеческой жизнью, но их прочтения, в чем обвинял их тогдашний глава элиди Габриэль Мондрагон, были в лучшем случае неточными. В действительности прочесть программы разума по цветным огонькам почти невозможно, а уж определить, позитивны они, негативны или божественны, – тем более. Древние прочтения программ грешили самообманом, тщеславием и в особенности гордыней. Именно гордыня способствовала эволюции светоприношения в его современном виде.
– После многих размышлений над тайнами Бесконечного Разума Эде, – продолжал Явас, – Данло ви Соли Рингесс желает доказать, что человеческий ум во всем своем блеске есть только отражение божественного.
В более поздние времена князья Церкви, объявленные свободными от негативных программ, возымели желание продемонстрировать свое совершенство и другим людям, помимо своих личных чтецов. Они созывали целые конклавы чтецов, чтобы предъявить им сияющие голограммы своего разума. Но в читальных камерах помещалось слишком мало зрителей, и гордые магнаты разума потребовали сделать их триумф доступным для всех Достойных Архитекторов.
Церковь удовлетворила их требование. Поскольку даже контактные залы не могли вместить тех, кто желал зреть воочию модели совершенного разума, началось строительство первых ассамблей, посвященных исключительно этой новой церемонии. Эти кубические здания стали называться Небесными Домами, а те, кто демонстрировал в них свой божественный свет, – Совершенными. Это были артисты разума, мастера глубочайших программ своего мозга. Они умели управлять своими моделями. Первоначальные светоприношения представляли собой статистические картины, застывшие во времени, как цветной лед или фотографический портрет. Но Совершенные, желая показать свой разум во всей красе, начали создавать движущиеся мыслеобразы, не уступающие величием прекраснейшей музыке человечества. Так, с течением веков, светоприношение превратилось из персональной и чисто религиозной обязанности в публичное зрелище. При этом никто не забывал, что светоприношение совершается в честь Бога Эде, и многие посещали их не только ради самого зрелища, но и ради испытываемого во время него благоговейного трепета.