Регистрацию на рейс еще не объявляли, мы нашли свободные места в зале ожидания. Вновь сидели молча. Вика сжимала в своей ладошке мою руку, со стороны мы, наверное, походили на влюбленных. Проходившие мимо люди бросали нас взгляды и улыбались. Наконец, объявили наш рейс. Подхватив чемоданы, мы направились к стойке. В последний миг я спохватился и перецепил наши обручальные кольца с правых на левые руки. Католики носят так. Могли спалиться.
Я опасался, что со мной заговорят по-испански – обошлось. Борт в Германию, не в Буэнос-Айрес. Москва-Берлин-Франкфурт. С сотрудницей у стойки я общался на английском. Мы сдали чемоданы в багаж и отправились на паспортный контроль. Это было главным испытанием, я старался выглядеть беспечно, что получалось с трудом. Пограничник в будочке-пенале полистал мой паспорт.
— Говорите по-английски? — спросил на языке Шекспира.
— Йес, ай ду, — кивнул я.
— Почему в паспорте нет советской визы и отметки о прибытии в СССР?
— Это грустная история, офицер, — вздохнул я. — В Аргентине нас убеждали, что в Советском Союзе нет преступности. И что же? В первую же неделю в Москве нас с женой обокрали в метро. У меня вытащили бумажник, ей сделали дыру в сумочке. Деньги, паспорта – все забрали, — я экспрессивно замахал руками. — Новые паспорта нам выдали в посольстве Аргентины, там должна быть отметка.
— Меньше ворон нужно было ловить, — буркнул он по-русски и спросил на английском: – Чем вы занимались в СССР?
— Мы с женой врачи, проходили стажировку в вашей клинике. Скли-фо-сов-ски, — выговорил я по слогам.
— Понял, — кивнул он и шлепнул штамп на страницу паспорта.
— У жены будет такой же, — сказал я, указав на стоявшую позади Вику. — Она не говорит по-английски. Не мучьте ее вопросами – жена плохо себя чувствует. Пятый месяц беременности.
— Донт ворри[7], - сказал он и протянул мне паспорт.
Вика получила штамп быстро. Дальше был таможенный контроль. Я предъявил доллары, таможенник их пересчитал и вернул, сделав отметку в декларации.
— Русские рубли? — спросил на корявом английском.
Я хлопнул себя по лбу и извлек из кармана несколько смятых купюр.
— За границу вывозить нельзя, — сказал он.
— Айн момент! — попросил я. Оглянувшись, обнаружил неподалеку ряд стульев, подошел и выложил деньги на сиденье. — Ай хэв ноу рублс, — объявил, вернувшись к таможеннику.
— Проходите! — улыбнулся он, протянув мне декларацию.
Я отошел в сторонку, подождал Вику. Денег у нее не было, и таможенник пропустил ее без вопросов. Выглядела любимая неважно: бледное лицо, неуверенная походка. Прохождение границы далось ей нелегко. Хорошо, что перед этим я велел жене расстегнуть шубку. Выпирающий живот стал заметен, потому и не стали придираться. Будь иначе, непременно насторожились бы. У пограничников взгляд наметанный.
— Чуть не сказала пограничнику: «Но компрендо», — шепнула Вика, взяв меня под руку. — Он спросил: «Синьора Гомес?» Спохватилась в последний момент и ответила: «Йес!»
Меня тоже потряхивало. Я взял Вику за руку и отвел в валютный бар. Наплевав на цены, заказал ей бокал вина, а себе – армянский коньяк. Выпили, я выкурил сигарету. Здесь пока еще можно курить – как в аэропортах, так и в самолетах.
Объявили посадку. Пассажиры первого класса шли на нее первыми. Мы предъявили билеты стюардессе и вошли в «Боинг». Вторая бортпроводница проводила нас к местам в начале салона, помогла снять Вике шубку. Я стащил с себя дубленку, после чего мы заняли удобные сиденья перед столиком. Стали ждать. Обернувшись, я видел, как салон заполняется пассажирами. Побыстрей бы! Время тянулось медленно. Наконец, все расселись, и по громкой связи прозвучало приветствие командира корабля. Зашумели двигатели «боинга», самолет стал выруливать на взлетную полосу. Разгон, и земля ушла вниз.
— Все позади? — шепнула Вика мне на ухо.
— Да, любимая, — ответил я громко. — Можешь говорить по-русски, не стесняясь. Границу мы пересекли, это немецкий самолет, территория иностранного государства. Нам ничего не грозит.
Я ошибся…
Это случилось спустя час после взлета. По салону внезапно забегали стюардессы. Они что-то спрашивали у пассажиров. Я различил слово «доктор».
— Подожди меня! — сказал Вике и отправился на шум. Подойдя ближе, разглядел неприятную картину. В кресле, скрючившись и прижав руки к животу, сидел мужчина лет сорока. Бледное лицо, капли пота на лбу. Он стонал. Вокруг бестолково суетились стюардессы. Над мужчиной склонился подошедший пассажир лет шестидесяти. Я увидел розовую лысину в обрамлении коротко остриженных седых волос. Старик что-то спросил у больного по-немецки, выслушал ответ и покачал головой.