Происхождение Костика
Звезда петербургского телеэкрана Анна Филипповна Костикова уныло смотрела в блокнот на список знакомых, которые могли бы ей ссудить деньги – много и надолго. С одной стороны, этот неизвестный «доброжелатель», а попросту шантажист, уж очень дешево оценил ее репутацию – всего в пять тысяч долларов. Но с другой – таких денег единовременно она никогда даже и не видела. Деньги были необходимы, чтобы выкупить видеокассету, на которой были записаны она и Костик. Как этому подлецу, который смеет называть себя доброжелателем, удалось записать то, чего не мог узнать ни один человек в мире, она не могла сообразить, да и не пыталась, потому что при одной мысли обо всем этом ее охватывал звериный ужас. А надо было казаться легкой, веселой и спокойной.
Это только наивным телезрителям, с утра до вечера смотрящим в ящик, ее вид может показаться простым и почти домашним. На самом деле перед каждой передачей над ее уютным имиджем колдовали около часа. Многоопытная гримерша Валечка собирала ее прическу волосок к волоску – и все только для того, чтобы в кадре у нее был самый естественный вид. И для того же самого естественного вида ее подпудривали, подрумянивали, подкрашивали. И точно так же трудились осветители, операторы. Эти незримые маги экрана любую красавицу могли в кадре поднести как уродину, и наоборот – выбрать такой угол, что жуткая страшила оказывалась обаятельнейшим существом, хоть немедленно отсылай ее в качестве невесты к Дэвиду Копперфилду.
Пока Валечка укладывала ее волосы, рядом крутилась режиссер Ёлка Павленкова. Анна Филипповна в первые дни обращалась к ней только на «вы» и, демонстрируя отличную дикцию, легко выговаривала «Елена Всеволодовна». Режиссер Павленкова была для каждого в редакции «своим парнем», и уже через месяц Анна Филипповна поддалась ее напору и стала звать как все: Ёлка.
– Ёлка, не знаешь, кто бы мог одолжить денег? – Анна Филипповна решилась спросить у нее у первой.
– Сколько?! – И Павленкова с готовностью схватилась за сумку.
– Много. Тысячу. – Всю сумму Анна Филипповна назвать не решилась.
– Если рублей – хоть сейчас, а баксов – надо подумать.
– Долларов, – с грустью призналась Анна Филипповна.
– Анечка, поставь голову как была, – строго потребовала гримерша.
– Я все думаю, Анька, чего ты любовника не заводишь?
– Не знаю…
– Смотри, какая ты у нас юная, красивая. Мужики, чтоб тебя увидеть, весь вечер глаза на экран пялят. Заведи себе богатого любовника, и привет вам, птицы!
– Ну что ты, Елка, такое говоришь? У нее сын взрослый.
– Так он же в армии. Кстати, как он там, в Чечне?
– Нормально.
– Я всем говорю: быть любовницей – это же так хорошо! Он с тебя каждую пушинку сдувает, дорогие подарки дарит! Насчет денег – только намекнешь, сразу выложит. Правда, Ань! Давай я тебе любовника найду. И все твои проблемы сразу побоку. Хочешь?
– Ой, не надо! – испугалась Анна Филипповна.
Энергичная Павленкова и в самом деле могла немедленно приступить к выполнению поставленной задачи. Хотя сама она, насколько было известно всем в редакции, пребывала в основном в полном одиночестве. Мужчин ее напор, пусть даже всегда наполненный желанием немедленно сделать большое и доброе, отпугивал.
К счастью, ее позвали, гримерша тоже закончила свое дело, и Анна Филипповна могла немного побыть одна, чтобы войти в состояние.
Уж сколько у нее прошло передач, а перед каждой возникала минута страха, словно она заглядывала в пропасть. В эту минуту ее и шатало, и тошнило. Но удивительно – стоило ей оказаться в кадре, как мгновенно страх исчезал, она становилась внутренне собранной, а внешне – такой, какой ее привыкли видеть, милой, доброжелательной и поразительно уютной. Идеалом умной, любящей и любимой подруги, а точнее – жены.
И это при всем при том, что женой в юридическом смысле этого слова в свои тридцать семь Анна Филипповна никогда не была. Ни минуточки.
Ни один человек, до тех пор пока сам не превращается в родителя, не догадывается, сколько волнений, мук, радостей и страданий переносит мать для того, чтобы новорожденный комочек превратился в полноценного члена людского сообщества.
В этом смысле Костик был у Анны Филипповны идеальным ребенком. Она забеременела им нечаянно и по доброте душевной.
Окончив школу с золотой медалью, она раньше других поступила в университет и шла однажды домой. А по дороге встретила одноклассника Диму Голубева. В Диму влюблялись по очереди девочки из всех параллельных классов. Про его необыкновенную мужскую красоту они даже читали на вечере стихи. И когда он шел с очередной удачницей из школы, она смотрела на остальных так гордо, словно только что отхватила главную премию всех времен и народов.
Аня тоже успела влюбиться в него уже давно, но была уверена, что он никогда об этом не догадается и на нее не посмотрит. А он не только посмотрел, но даже пошел с ней вместе в тот момент, когда она возвращалась домой.
– Тебе хорошо, ты уже поступила, а меня через три дня в армию забирают.
– Почему? – испугалась Анечка.
– Потому. Сочинение провалил. Все, труба.
Анины родители были на даче, и Дима зашел к ней домой. Он угостил ее сигаретой, и она впервые в жизни закурила. Потом он сказал, что вообще-то со всеми девочками он только прикидывался, а на самом деле ему всегда нравилась она. Она ему не поверила, но он сказал, что вот ведь как – через три дня уходить в армию, а у него, кроме нее, никого. И ей стало его жалко.
Потом они стали целоваться. Да так, что у нее закружился перед глазами весь мир. Хотя вроде бы глаза она закрывала.
– А ты – страстная, – похвалил он. – Смотри-ка, сразу и не догадаешься!
Потом он сказал, что останется у нее на ночь.
Если бы она не знала, что у него через три дня армия, скорей всего, ничего бы между ними и не было. Но ей было так его жалко и такую она испытывала к нему нежность! А еще ей так хорошо было с ним!