Что-то похожее чуть не произошло у него на первом курсе. Девушка из его группы, которую, забавно сказать, тоже звали Аня, стала заявляться к ним домой. Сначала чтобы только набрать короткий текст на компьютере, потом снова – набрать текст подлинней. И когда Анна Филипповна позвонила однажды из студии домой, однокурсница сняла трубку.
– Я бы хотела Костика, – попросила Анна Филипповна.
– Да? – ехидно переспросила девица. – А он вам зачем, девушка?
Она явно уже чувствовала себя хозяйкой в их однокомнатной квартире. Но особенно задело Анечку то, что ее назвали «девушкой». Это сразу подчеркивало, что место радом с Костиком занято, и отбрасывало ее, Анечку, на далекую орбиту.
– Вы все-таки передайте ему трубочку, – как можно тверже проговорила Анечка.
– Костя занят и к телефону не подойдет. – И девица бухнула трубку.
Пришлось Анечке набирать свой номер заново. И изображать взрослую тетку.
– Вот что милая, передайте Косте трубку, и мы уж с ним сами разберемся, в какой степени он занят. Он мне нужен немедленно.
– Вот как? А вы, девушка, собственно, кто? Чтобы я могла знать, кого отшиваю.
Анечка на мгновение почувствовала себя брошенной старой супругой, прямо на глазах которой мужа уводила под руку ловкая молодая особа.
– Я, собственно, мама Костика, а вот что вы делаете в моем доме, это мне хотелось бы знать!
К счастью, Костик не поддался чарам наглой девицы. Но Анна Филипповна впервые по-настоящему ощутила страх и горечь возможной измены. И в тот год с тайным страхом встречала каждое новое незнакомое женское имя в его разговорах. А кто знает, что может случиться там, если они с Костиком уже полгода в разлуке.
Когда-то, когда у них все только началось, она думала, что все это будет длиться недолго. И вдаль на многие годы близость с Костиком не просматривала. Просто спасала своего мальчика от похотливой Лизки. Так ей по крайней мере казалось. В конце концов, чего уж такого ужасного, если ее мальчик воспримет начальный сексуальный опыт от близкой, родной и любящей молодой женщины. И при этом не уродки. Да, она тоже испытывает от этого радость. Так без этого невозможно: если бы она чувствовала отвращение или хотя бы равнодушие – тогда бы вообще ничего не получилось. Как раз это и было бы какой-то внутрисемейной проституцией, где близость рассматривалась бы как тяжелая неприятная каторга, а не как взаимное наслаждение.
А потом, она предполагала, Костик встретит добрую, умную, красивую девушку и она передаст сына ей. Так сказать, из рук в руки. Анечка даже представляла эту картину и заранее была готова растрогаться.
Но неожиданно их с Костиком близость стала такой, какая, видимо, бывает в первые годы у любящих супругов. Пусть у нее было не слишком уж много романов, но несколько-то было. Однако к тем мужчинам она никогда не испытывала столько нежности.
Костик часто встречал ее с работы, дарил цветы. И она шла, гордясь, запрокинув лицо со счастливой улыбкой и взяв его под руку, по улице, и знала, что немало девиц провожает ее мальчика взглядом.
Цветы были самыми дешевыми. И ей, как матери, надо было бы переживать, что ее мальчик из-за этого букетика наверняка лишает себя еды. А она, дурашка, эгоистка, гордилась. Ему, правда, удавалось немного подрабатывать. У него сразу стали получаться удачные сайты. Он даже занял третье место на студенческом конкурсе вэб-дизайнеров. Поэтому кое-какие заказы по вэб-дизайну Костику выпадали. И это только первый раз его так уж в наглую «кинули», заплатив вместо двухсот долларов двести рублей.
Летом, за несколько дней до ее отъезда на Соловки, он неожиданно приехал на студию к концу работы и повел ее в магазин дубленок, на витрины которого она старалась не смотреть, чтобы себя не раздразнивать. Все их деньги уходили в основном на еду, на квартиру, дорогу да на оплату Интернета. И Анечке действительно в следующую зиму было совсем уж нечего надеть. Она и решила, что мальчик ведет ее просто посмотреть на красивое и помечтать о несбыточном.
– Зачем, Костик? – смеясь спрашивала она. – У меня сегодня даже на беличий хвост не осталось, нам же получку не выдали.
Но он, преисполненный мужской важности, ввел ее в магазин, остановился перед рядом итальянских дубленок и скомандовал:
– Примерь, пожалуйста.
День был жаркий, и дубленка в компании с короткой юбочкой выглядела весьма экстравагантно, прямо хоть немедленно отправляйся на съемки «Империи страсти». Анечка о такой боялась и мечтать, хотя дубленка и была самой красивой в этом магазине, но понятное дело, что не самой дешевой.
– По-моему, хорошо, – сказал Костик.
– Еще как хорошо, просто отлично! – подтвердила с воодушевлением продавщица. – Честное слово, это я от всей души говорю!
– Но мы ее сейчас покупать не будем, – осторожно сказала Анечка, решив предупредить события. – Мы просто померить зашли. Надо же сопоставить, что в других магазинах.
– Почему это не будем?! – удивился Костик. – Я иду в кассу.
– Костик, милый, давай лучше мы тебе туфли купим, – попробовала остановить Анечка решительно двинувшегося к кассе своего мальчика. – Это тебе гонорар дали, да? Давай мы его лучше на доллары поменяем! И тебе еще новый костюм…
Но Костик был тверд:
– Анечка, скажи, ты бы ее стала носить?
– Носить-то я бы ее стала. Еще как!
– Значит, берем.
Вот так, прямо на глазах, ее мальчик превращался в любящего мужа. Юного и заботливого.
Ночью они тоже были по-особенному нежны друг с другом, и, уже засыпая, она подумала: как хорошо – теперь есть столько всевозможных средств для планирования семьи, и поэтому можно не опасаться, что у них станут рождаться дети с поросячьими хвостиками. Теперь, слава Богу, не «Сто лет одиночества», не Маркес – совсем другая эпоха, и как раз то последствие, из-за которого их близость считалась в прежние времена ужасным грехом, теперь просто не произойдет – никакого ребенка с дефектными генами не появится.
Если бы она как следует прислушалась к его словам о переходе на вечерний, если бы вдумалась тогда в другие последствия!
Теперь было поздно себя корить. И оставалось только надеяться, что завтра уж обязательно от Костика придут письма.
Но когда еще два дня прошли без вестей, она решила лететь туда сама. В Чечню. Пусть она устроит в каком-нибудь штабе переполох. Пусть ее незнакомые генералы и полковники поднимут на смех, поставив перед ней живого и здорового Костика. Скорей всего, он в самом деле на задании. Но зато она успокоится. К тому же Костику могут дать отпуск на несколько дней, и они будут эти несколько дней вместе.
Анечка даже позвонила в «Солдатские матери».
В общем-то, улететь было возможно. Но тут она вытащила из ящика очередное гадостное послание от шантажиста.
«Анна Филипповна.
Хватит макароны наматывать. Даю последний срок – неделю. Дальше сами на себя пеняйте».
Денег у нее по-прежнему не прибавилось. Как наскребла с помощью Елки на студии две тысячи – так и все. Где взять еще три тысячи, она не знала. Но ясное дело – надо было что-то срочно предпринимать, а не улетать в Чечню. По крайней мере задержаться на несколько дней.
Достать-таки деньги и лишь потом лететь к Костику.
Та, кого Парамонов назвал ночной бабочкой, находилась в эту минуту поблизости от его дома, всего лишь за углом, в компании дамы с осиной талией, сидящей за рулем, и своего телохранителя богатырского сложения, поместившегося на заднем сиденье «вольво» цвета мокрого асфальта. Сама Наташа тоже сидела впереди.
– Молодец, Наташенька, все исполнено на «отлично», – говорила Пиновская, – и вы, Семен Никифорович, – она повернулась к «Васе», – действовали так естественно! У меня просто колики от смеха начались, когда вы спросили его про череп! Теперь сразу к Ассаргадону, вытряхнем сор, который он в Наташу заправил, и в «Эгиду».
Наташа лишь недавно получила водительские права и теперь невольно оценивала вождение каждого, с кем сидела на пассажирском месте. Эгидовцы-мужчины, по ее мнению, водили чересчур рисково. Зато Пиновской за точность реакции и предусмотрительность она бы поставила «отлично» с плюсом. Их «вольво» ни на одном перекрестке не остановилась с визгом тормозов: Пиновская подкатывалась к перекрестку в то мгновение, когда желтый свет готовился смениться зеленым, поэтому с каждого перекрестка она уходила первой.