– Я это понимаю.
– Сейчас вы вернетесь к себе и позвоните жене?
– Обязательно.
– Передайте ей привет от одного пожилого джентльмена. И скажите, что этот джентльмен просит у нее извинения за то, что оторвал вас на несколько дней, но он постарается, чтобы по крайней мере на Аляске ваша семья была неразлучной.
– Спасибо, мистер Бэр.
– А этот альбом передайте Марте. Мне будет приятно знать, что у нее в избушке, – это слово он произнес по-русски, – есть и часть моей жизни.
– Обязательно передам.
– И помогите ей тоже сделать похожий альбом. Из ее фотографий. Пусть там будут ее муж, ее близкие люди. Я хочу, чтобы они присутствовали в моем доме.
С альбомчиком в руках Николай перешел по улице на свою половину корпуса. Уходя, он погасил свет. И когда вошел, в комнате на столе лишь светился слегка голубоватым светом экран ноутбука.
Рядом с компьютером лежала зеленая папка с секретными бумагами.
Это было, конечно, зря. Такие папки полагается прятать. Куда-нибудь под матрас или хотя бы под подушку.
Он решил опять подключиться к электронной сети и тут же получил очередное послание.
«Милостивый государь Николай Николаевич!
Сегодня Вам должны были сделать интересное предложение, связанное с Вашей работой. Мы осмеливаемся просить Вас его принять. Благодаря этому решению очень скоро Вы почувствуете значительное повышение уровня своей жизни по всем направлениям.
Возможно, в круг Вашего внимания попадет научно-производственное объединение „Астрея“. В этом случае мы надеемся на ваше доброжелательное к ней отношение.
С неизменным уважением
Ваш Лев».
Вот так. Наконец-то он получил первую настоящую инструкцию. А то все надеялся, что его Лев помогает ему просто из бескорыстной любви к представителям науки, и особенно биологии моря. Теперь, по крайней мере, в их отношениях появляется ясность.
«Астрея» была вроде бы одной из фирм, каких в Мурманске за десять лет образовался легион. И что-то такое хорошее для нее его просили сделать. А может быть, приказывали. Просто его Лев пока еще не имел повода показать клыки. С другой стороны, почему бы и не сделать, если все будет честь по чести. А если нет – можно и отказать. Хотя было бы полезно узнать заранее, как они поступают в таких случаях.
Пошлый анекдот
Андрей Бенедиктович Парамонов хотел немедленно видеть клиентку по имени Виктория Горюнова. Это желание приходило к нему приступами и возвращалось раз за разом. Откинувшись на спинку кресла в своем кабинете и глядя на отраженные в зеркале огни двух свечей, он долго звал ее эфирное тело, но оно сопротивлялось, появлялось лишь на мгновение и молча, трепеща исчезало в сумраке бесконечности. Вот что значит срыв с внезапным переходом в сущностный мир. Из-за этого срыва он лишился даже того невидимого крючочка, который оставил в ней при первом ее посещении. Была фотография мальчишки. Но и она давала немного. При желании он мог убить этого мальчишку довольно быстро, а вот вызвать сущностное тело его мамаши, чтобы передать ей свою энергию, не получалось. И это его раздражало.
– Потрахай другую, – советовала сочувственно Инга. – Давай я тебе вызову кого ты хочешь. Но Андрей Бенедиктович лишь молча морщился.
– Ну пошли, так и быть, со мной потрахаешься.
В этом деле она по-прежнему была большая искусница, но считала, что у нее наступил срок то ли кладки яиц, то ли их высиживания. Поэтому исходящее от нее предложение можно было расценивать как подвиг самопожертвования.
Такие подвиги были ему сейчас не нужны.
– Ну не знаю, чем тебе еще помочь.
Это знал Парамонов. Помочь ему могла только неподдающаяся клиентка. И он решил отправиться к ней сам. Снова.
– Вика? – спросил он ее по телефону, чувствуя возбуждение от одного только ее голоса. – Это Андрей Бенедиктович. Мне нужно еще раз взглянуть на вашего сына. Я зайду к вам сегодня.
– Но, Андрей Бенедиктович, Дима сейчас в школе, – отозвалась смущенно Вика.
Она ждала мужа и специально осталась дома.
– Вы меня неправильно поняли, – нашелся Парамонов. – Мне нужен не он сам, а еще одна фотография Димы, и желательно также фотографии членов вашей семьи. Придется как следует поработать над коррекцией всей семейной кармы.
– Я буду дома весь день.
– Я знаю. Мне важно, чтобы вы были готовы к моему приходу.
На шестнадцать ноль-ноль у него была назначена еще одна клиентка, сумасбродная девица. Сейчас было тринадцать, и он собирался отправиться после того приема, но, узнав, что Вика дома, ощутил столь сильное нетерпение, что решил выйти немедленно. Часов двух ему должно было хватить, чтобы добиться наконец результата.
В самолете мистер Бэр читал японские биологические журналы. Японский был мечтой Николая Николаевича. Еще во Владивостоке, на острове Попова, где Япония была рядом, он пробовал запоминать смысл иероглифов и учился выписывать их, так сказать, задом наперед по сравнению с латиницей и кириллицей. Не зря однажды случайный попутчик его уверял, что японцы – одно из колен Израилевых, прошедшее всю известную тогда землю и расселившееся на островах.
Был момент, когда Николай Николаевич даже стал улавливать основной смысл статей на темы биологии моря. Научный язык, как и любой жаргон, не слишком многообразен, одни и те же термины повторяются в нем часто. Но знание дальше не пошло, потому что возникали более срочные и необходимые дела, среди которых японский язык казался непозволительной роскошью. Как раз тогда Димке исполнилось полгода, Вика стала прикармливать его полагающейся малышам пищей и началась ужасающая аллергия.
Покрытого красной коростой, его по нескольку раз в день макали в ванну с калиной. Николай Николаевич объезжал все аптеки города в поисках необходимых лекарств. А знакомые из тогда еще советских Севастополя и Ташкента везли ему огромные пакеты с миндалем.
На производство литра миндального молока в домашних условиях уходило около четырех часов. Но лишь оно более или менее усмиряло Димкину аллергию.
– Миндальное молоко – это лекарство особого сорта, – говорил ему многоопытный врач-аллерголог. – Доктора Пирогова оно спасло от смерти, а Толстой Лев Николаевич, вы думаете, почему он был столь крепок в старческом возрасте? Почитайте дневники его супруги и узнаете ответ. Софья Андреевна постоянно жалуется на дороговизну овсянки, которой ежедневно питался граф. Я поначалу был в недоумении: овсянка самая дешевая крупа, особенно на Руси. И лишь потом набрел на сведения, что графу готовили эту самую овсянку не на коровьем молоке и не на козьем, а на миндальном! Тогда и посочувствовал Софье Андреевне.
Тот год, когда Димку кормили, как графа Толстого, сильно подрезал и планы и бюджет Николая Николаевича с Викой. У Вики даже присказка появилась: «Когда Димка вырастет, мы…» и так далее.
Сейчас, в самолете, Николай Николаевич тоже достал журнал, только американский. Но, обнаружив в нем на первых же страницах большую статью Бэра, немедленно убрал его назад. Однако Бэр успел заметить его телодвижения.
– Старая несуразная работа, не тратьте на нее время, – посоветовал он. – Лучше послушайте, что пишет эта мадам, Сидзуко Китахата.
И он, нисколько не затрудняясь, стал прямо с листа читать японский текст по-английски.
– Я читал статьи этого автора, но считал, что он – мужчина.
– Нет, она – молодая дама, лет пятидесяти.
Работа японки по касательной соприкасалась с тем, что делали они. Но кое в чем она, как ни странно, отставала.
– Думаю, она перестала пользоваться аквалангом, водолазы уволились, а у мужа нет возможности лазать под воду так же часто, как это делаете вы, – то ли пошутил, то ли сказал всерьез Бэр.
Аэропорт был пуст, как и в прошлый раз. Такси не обнаруживались, и Николай Николаевич поймал частника, который согласился везти их в академическую гостиницу на Миллионную, между Эрмитажем и Марсовым полем.
По дороге Бэр пробовал сунуть Николаю доллары, но Николай стоически отказался и расплатился с водителем сам.