Выбрать главу

В наши дни именно продукты, связанные с китобойным промыслом, вызывают больше всего споров. Ни тиграм, ни пандам, ни слонам, ни дельфинам, ни тюленям-монахам и ламантинам, ни белоголовым орланам, ни орангутанам, гиббонам и шимпанзе — никаким другим животным, находящимся под угрозой исчезновения, не уделяется столько внимания. «Неужели они не читали "Моби Дика"?» — вопрошают защитники китов. Наверняка читали, но все не так просто.

По данным опросов, большинство людей уверены в том, что Япония — единственная страна, отстаивающая свое право на этот древнейший промысел, а японцы по-прежнему относятся к мясу, ворвани и другим китовым субпродуктам как к элементам повседневной кухни. Япония — действительно мировой лидер в освоении этого вида ресурса (мясо китов здесь продают на рынках, подают на стол, включают в школьные завтраки). Однако подчеркну: именно лидер, потому что китобойным промыслом занимаются и в других странах: в Исландии, Дании, Норвегии… Канада, Россия и ряд государств, расположенных в южной части Тихого океана, также отказываются присоединиться к международным запретительным соглашениям. К тому же охота на китов как на источник пищи не возбраняется для коренных народов Аляски, дальневосточных регионов России, а также Гренландии, Сент-Винсента и Гренадинов. Более того, все настойчивее звучат призывы к полному отказу от запрета на коммерческий китобойный промысел.

В действительности еще в 1972 и 1973 годах Научный комитет Международной комиссии по китобойному промыслу (IWC), ответственный за подсчет китового поголовья, единодушно заявлял на своих заседаниях о том, что «мораторий на отлов китов не является научно обоснованным и необходимости в его сохранении нет». Мнение комитета противоречило позиции контролирующих IWC стран, и его экспертная оценка была проигнорирована. То же мнение члены комитета высказали в 1993 году, и вновь без каких-либо последствий.

В 1997 году результаты проводимого раз в два года заседания государств — подписантов Конвенции о международной торговле исчезающими биологическими видами (CITES), решения которой считаются обычно незыблемыми, ошарашили защитников природы выражением поддержки «разумному использованию обильных китовых ресурсов океана». При голосовании по поводу разрешения торговли продуктами китобойного промысла «за» высказались 57 участников конвенции, «против» — 51. Таким образом, большинство стран выступило за охоту на китов и употребление их в пищу. Впрочем, для отмены моратория требовался перевес в две трети голосов, а потому ситуация не изменилась.

Ключевая фраза не имевшего последствий предложения — «обильные китовые ресурсы». Что значит «обильные»? Численность кашалотов — примерно два миллиона. Можно ли считать эту цифру показателем обилия? Безусловно, нет, хотя, конечно же, она более чем устроила бы защитников многих других видов животных, которым грозит исчезновение. Кашалоты — лишь один из восьми видов китообразных, фигурирующих в списке CITES. (Количество китов шести видов из этого списка — синих, гренландских, полосатиков, серых, горбатых и сейвалов — составляет лишь десятки тысяч, а седьмого вида, гладких китов, — только 3 тысячи особей.)

Следует отметить, что по заверениям Японии ее китобои охотятся в основном на карликовых полосатиков, численность которых хотя и меньше, чем кашалотов, но оценивается как достаточная для того, чтобы можно было вести их контролируемый лов, подтверждением этого служит их отсутствие во всех авторитетных перечнях исчезающих видов (ведется промысел, правда менее активно, и на японских китов, также не отнесенных к числу исчезающих). По данным Научного комитета IWC, на который возложена обязанность уточнения размеров популяций, численность карликового полосатика в Антарктике составляет 760 тысяч, в Северной Атлантике — 118 тысяч и еще около 25 тысяч в Охотском море и западной части Тихого океана.

Моби кто?

Чтобы понять, как китовое мясо оказалось включенным в завтраки японских школьников и в рацион жителей таких далеких от Японии стран, как Исландия, Норвегия, Дания и ряд других, и почему в большинстве регионов планеты его все-таки не едят, потребуется небольшой экскурс в историю китобойного промысла.

На грань выживания многие виды китов поставила некогда неконтролируемая китобойная активность Соединенных Штатов, Англии и Норвегии, истощивших океаническую популяцию китообразных примерно так же, как некогда были практически уничтожены другие крупные млекопитающие на пространствах Северо-Американского и Африканского континентов. Эти страны вели китобойный промысел ради жира, рынок которого прекратил свое существование с появлением нефти. (Пропал также спрос на китовый ус, использовавшийся при производстве корсетов и других предметов женского гардероба.) Таким образом, закат китобойного промысла не связан с заботой человечества о сохранении морских гигантов. Простая экономика.

С исчезновением спроса на китовый жир и в отсутствие интереса к мясу промышленная охота на китов перестала приносить прибыль, и, как следствие, в 1940 году от этого бизнеса отказались США, а в 1963-м — Великобритания. Под занавес созванной ООН в 1972 году Конференции по защите окружающей среды была принята резолюция, призывавшая государства к соблюдению 10-летнего моратория на коммерческий китобойный промысел, а с 1986 года IWC ввела уже бессрочный мораторий. Спустя шесть лет Исландия вышла из состава комиссии, а в 1993 году возобновила охоту на китов и Норвегия.

Сначала Япония громко выступала против любых форм контроля, однако потом поняла, что сможет продолжать ограниченную охоту на китов с одобрения той же IWC «для научных исследований», учитывая, что, как тогда считали, эффективный контроль за морскими ресурсами невозможен в отсутствие точных данных о численности китов, о возрастном и половом составе китового стада, о коэффициенте их естественной смертности. В итоге Японии было поручено вести лов этих животных в рамках установленного IWC лимита в 2000 особей в год — для поиска ответов на эти и другие вопросы.

Сегодня численность популяции может быть установлена путем простого подсчета, что сводит исследования лишь к продолжительному пребыванию в море с биноклями в руках, с то и дело звучащими криками «Вон там!» и галочками в блокноте наблюдений. Такие «бескровные» исследования не вызывали возражений даже у «Гринпис» и других природоохранных организаций, действовавших в 1987 году, когда Япония получила «Специальное разрешение по Антарктике», чрезвычайно активно и решительно.

Между тем эти исследования не способны были помочь в выяснении возраста животных, коэффициента их рождаемости и воздействия на них факторов загрязнения Мирового океана. Так, возраст кита можно определить только путем удаления части его внутреннего уха, а способность к воспроизведению потомства — через осмотр яичников. Защитники природы категорически возражали против подобных методов, утверждая, что убийство во имя спасения — нонсенс. Тем не менее IWC не изменила своей политики.

Хотя японцы добросовестно выполняют взятые на себя обязательства, внося значимый вклад в изучение Антарктики и популяции китов в южных морях — с чем «Гринпис» категорически не согласен, — справедливости ради следует отметить, что все убитые животные достаются японцам. После проведения необходимых исследований, взятия требуемых образцов тканей и органов остальное замораживается и реализуется в соответствии с оговоренными IWC условиями, запрещающими, в частности, выбрасывать любые части туши. Вот вам и жир с мясом.

Защитники природы утверждают, что Япония, прикрываясь исследованиями, пытается сохранить свой китобойный флот. Как бы то ни было, страна действительно может похвастаться давностью традиции кулинарного использования китового мяса. Результаты археологических раскопок свидетельствуют о том, что жители Японских островов употребляют его в пищу по крайней мере со II века до Р. X. (в Норвегии, Франции и Испании мясо китов известно с IX века). После появления на островах буддизма, догматы которого запрещали употребление в пищу мяса четвероногих существ, китовое мясо превратилось в важный источник животного белка. Упоминание о нем можно найти в документах тысячелетней давности, а к периоду Муромати (1333–1568 гг.) оно приобрело такое значение, что удостоилось включения в официальную литературу по японской кулинарной культуре.