Мозг чувствовал его, читал его мысли, реагировал на его враждебные побуждения. Он был прозрачен для мозга. Мозг одной своей невидимой щупальцей погрузился в его личность, пил его психическую энергию, опустошал его разум. И при этом откликался на его переживания. Как хамелеон, менял расцветку, дергался радужными переливами.
Сарафанов вдруг понял, как можно совладать с этим всесильным вампиром. Его невозможно пронзить копьем, сжечь огнеметом, засыпать химикатами. Нужен атомный минизаряд в земную кору, чтобы тектонический удар прокатился по поверхности города, сместил слои, оторвал присоски вампира, сдвинул оптические линии зеркал, нарушил фокусировку световой машины. Дестабилизация освободит город от плена, лишит мозг питания, и он зачахнет. А вместе с ним зачахнет чудовищный заговор, бесчеловечный план, и Россия спасется. А он, Сарафанов, будет отмщен.
«Дестабилизация» была ключевым словом. Сарафанов ожидал ответный удар мозга, который будет стоить ему жизни. Но вместо нечеловеческой боли и казнящей молнии увидел, как затрепетало все огромное пространство города. Туманное облако задергалось алым, голубым и зеленым. Из мозга стали вырываться огненные протуберанцы. Взмывали ослепительные световые фонтаны. Над всей Москвой вспыхивали фантастические букеты, раскрывались великолепные хризантемы и астры. Повсюду раскручивались огненные спирали, катились искристые колеса и обручи. Так мозг откликнулся на его прозрение. «Дестабилизация», — повторял Сарафанов с восторгом, глядя на волны света, которые свидетельствовали о страданиях уязвленного мозга.
— Не правда ли, великолепное зрелище? — метрдотель нарушил его одиночество. — Старый новый год Москва отмечает изумительным фейерверком.
Сарафанов не ответил. Покинул стойку бара. Спускался в скоростном лифте. Как заклинание, повторял одно слово: «Дестабилизация».
Часть вторая
Магическая призма
Глава двенадцатая
Сарафанов находился в рабочем офисе на двадцатом этаже стеклянной башни, среди солнечного, в янтарных пятнах кабинета. Он смотрел на картину Дубоссарского, прикрывавшую бронированный сейф. Красные и зеленые люди среди фиолетовых и желтых домов — его агенты, его тайная гвардия, которую он разошлет по Москве с заданием срубить магические елки, сместить оптические линии, нарушить геометрию зеркал. Сломать оптическую машину врага, который, подобно Архимеду в Сиракузах, стремится сжечь корабль «Пятой Империи». Картина драгоценно светилась. Это был потаенный свет проступавших сквозь холст лампад, не меркнущих в тайной часовне, хранителем которых был Ангел небесный.
Сарафанов обладал и вторым оружием — именным пистолетом, который подарил ему генерал Буталин среди дымящегося Грозного. Отомкнул ящик стола. Нащупал в глубине прохладное тело пистолета. Извлек на свет. С удовлетворением читал на серебряной пластине дарственную надпись и дату первого штурма Грозного. Он был вооружен. Находился в башне, откуда поведет наступление на врага, чтобы его сокрушить. И куда, подобно защитникам Изборской крепости, в случае поражения укроется для последнего смертельного боя.
Спрятал пистолет, запер ящик на ключ. Позвонил, вызывая в кабинет своего верного помощника Михаила Ильича Агаева.
Тот не замедлил явиться, как обычно, любезный и пунктуальный, безукоризненно одетый, с тонкими чертами аристократического лица, напоминавшего Сарафанову князя Юсупова. Это породистое, с тенями утомления лицо выражало готовность исполнить любое поручение шефа и одновременно — легкую отчужденность, исключавшую всякую по отношению к себе фамильярность. Эта постоянная дистанция, которую поддерживал Агаев, нравилась Сарафанову, но и внушала тайную тревогу и иногда раздражение.
— Я хотел доложить, Алексей Сергеевич, что деньги на приобретение лесообрабатывающего завода в Приморье аккумулированы. Если вы даете согласие, я могу вылететь во Владивосток и провести переговоры с губернатором. Думаю, нам удастся обыграть китайцев. У нас неплохие позиции в администрации края. — Агаев стоял чуть поодаль, держа на весу папку с бумагами, где содержались данные о предприятии, о породах ценной дальневосточной древесины, о китайских конкурентах, которые претендовали на тот же завод. — Я могу вылететь немедленно.