Появляется Лариса. В руках одна лыжа, одета в костюм лыжника.
Л ю л е ч к и н. О! Супруга моя верная! Куда ж ты собралась?
Л а р и с а (ищет вторую лыжу). В магазин.
Л ю л е ч к и н. А что, много снега? Или мода нынче такая, олимпийская?
Л а р и с а. Я рекламу в метро видела: старые лыжи на новые меняют. Сбор дров называется. Сдавай дрова – вставай на лыжи. Хороший слоган, правда? Свои приносишь, платишь полцены, в обмен получаешь новые, пластиковые.
Л ю л е ч к и н. Ерунда какая!
Л а р и с а. Ну, не знаю.
Л ю л е ч к и н. С креплениями?
Л а р и с а. Что?
Л ю л е ч к и н. Я говорю: крепления на лыжах есть?
Л а р и с а. Нет. Или есть. Да какая разница?
Л ю л е ч к и н. Большая разница! На что тебе лыжи без ботинок?
Л а р и с а. Любоваться буду!
Л ю л е ч к и н. А старые-то куда потом?
Л а р и с а. Старые сжигают. Публично, на масленицу.
Л ю л е ч к и н. Ну, и где это происходит?
Л а р и с а. Кажется, на Дворцовой.
Л ю л е ч к и н. Кажется! Узнай поточнее.
Л а р и с а (находит лыжу). Хорошо, я спрошу. (уходит).
Л ю л е ч к и н (в пространство). Вот и Хармс, Даниил Иванович... Вышел однажды из дома – то ли за спичками, то ли за лыжами... А ведь у него тоже была мечта: уйти в леса, ходить по деревням, рассказывать крестьянам сказки, и в обмен получать еду... Но в нашей советской стране так не разрешалось. Поэтому его посадили в тюрьму... (в кулису). Тайа, принеси блокнот! (после паузы, громче). Тайа! Тайа! Ну, где эта противная субретка?! (достает из кармана новогоднюю хлопушку, стреляет; сыпется конфетти).
Входит Тайа. На подносе блокнот и ручка.
Т а й а. Блокнот, Лев Борисович!
Л ю л е ч к и н. И аспирин! Голова раскалывается от вас.
Тайа уходит. Входит через минуту с таблеткой.
Л ю л е ч к и н (глотая таблетку). Вот семь лет ты здесь вертишься, а с первого раза только в первый день явилась! Нет, милая моя, тебе, конечно, сильно повезло, что ты не служишь в театре. Из театра, между нами, я б тебя давно выставил!
Т а й а. Не известно, дорогой Лев Борисович, где с вами легче – здесь или в театре.
Л ю л е ч к и н. У-у-у, неблагодарная! Ты вспомни, вспомни, кем ты была! Провинциалка. Ни работы, ни прописки! Пришла. Ну, да, милая девочка. А как ротик открыла… Роль Офелии ей подавай! Тоже мне, Бабанова!
Т а й а. А с чего вы взяли, что Бабанова играла лучше? Вы лично видели?
Л ю л е ч к и н. Видел? Да мне не надо ничего видеть! Я читал! Много читал, в отличие от тебя – глупой, пустой девицы (тычет книжкой ей в нос, наступает). Мемуары, монографии, справочники, энциклопедии! Я записан во все библиотеки города, я знаю всё! Вот поэтому я – есть я. А ты... Нет, ну бесполезный разговор! Я надрываюсь, она стоит, глазами хлопает! Иди, более не задерживаю! (пауза). Развели приживалок тут, понимаешь...
Тайа уходит, явно расстроенная.
Л ю л е ч к и н (записывает в блокнот, потом швыряет его на пол). А! Дурацкий день! Ничего путного! Хоть отменяй выходные! Решительно, решительно нечем заняться!
Появляется Василиса. На ней длинное бархатное платье, косынка. В руках нотная тетрадь.
В а с и л и с а. Здравствуй, папочка! (целует Люлечкина в щеку).
Л ю л е ч к и н. А, Вася, привет, мой хороший! Как дела?
В а с и л и с а (присаживаясь на краешек «сцены»). Нормально. Видела маму. Она шла на лыжах. С одной палкой почему-то. Не знаешь, куда?
Л ю л е ч к и н. Вероятно, в магазин.
В а с и л и с а. В продовольственный?
Л ю л е ч к и н (поднимает блокнот, записывает). В спортивный. Она потом тебе расскажет.
В а с и л и с а. А еще я видела Тайю. Она плачет. Почему?
Л ю л е ч к и н (отвлекаясь). Нервы. Все болезни от них.
В а с и л и с а. Ты ее обидел?