– Десять метров! Десять метров!.. Мы пробились.
– Что и требовалось доказать, – негромко произнес Грубозабойщиков. – Немного терпения – и дело в шляпе.
Дроздов взглянул на этого пухленького, светловолосого коротышку с добродушным лицом – и в сотый раз удивился тому, как редко железные люди внешне похожи на самих себя.
Перестав изображать из себя героя, он достал носовой платок, вытер лицо.
– Теперь можно и погулять по льду. Давайте-ка убедимся, что держимся прочно.
Добавив еще сжатого воздуха в цистерны, офицер по погружению заявил:
– Теперь никуда не денемся, товарищ командир.
– Поднять перископ.
Снова послышалось шипение. Длинная сверкающая труба выдвинулась из колодца.
Даже не отогнув складывающиеся рукоятки, Грубозабойщиков взглянул в окуляр и выпрямился.
– Как там наверху? Прохладно?
Грубозабойщиков кивнул.
– Ничего не видно. Должно быть, пленка воды на линзах тут же замерзла… – Он снова повернулся к вахтенному: – На десяти прочно?
– На все сто!
– Ну, и прекрасно. – Грубозабойщиков взглянул на боцмана, надевавшего тяжелый овчинный тулуп. – Как насчет прогуляться, Эдик?
– Сейчас, товарищ командир… – Эдуард Тверской застегнул тулуп и добавил: – Только немного уберусь на мостике.
– Зачем? – возразил Грубозабойщиков. – Лед слишком толст; скорее всего, он развалился на крупные куски и свалился в воду.
В ушах закололо от перепада давления – открыли люк. Щелкнул еще один фиксатор, и они услышали голос боцмана в переговорной трубе:
– Наверху чисто.
– Поднять антенну, – скомандовал Грубозабойщиков. – Дмитрий, распорядись, чтобы радисты включили передатчик. Пусть стучат, пока пальцы не отвалятся… Мы останемся здесь, пока не подберем всех с буровой.
– Если на ней кто-нибудь уцелел, – бросил Дроздов.
– В том-то и дело, – согласился Грубозабойщиков, не решаясь взглянуть майору в глаза.
16
Все моряки мира считают подводников людьми особого сорта, а сами подводники такими людьми считают акустиков.
Армстронг видел, что акустик мичман второй статьи Берни Фактороу находится в своем обычном состоянии. Зажмурив глаза и навалившись грудью на заваленный приборами стол, он слушал Баха на своем портативном плеере. Фактороу принадлежал к тому типу меломанов, для которых важно было не только то, что исполняют, но также кто, как и на каких инструментах.
Армстронг прощал ему его странности. Например, акустик никогда не ходил на берег в военной форме, и хотя девушки находили его интересным, он не обращал на них внимания.
– Не стоит пренебрегать практической пользой от эксцентричности, – напоминал себе Армстронг брошенную кем-то фразу. Он знал истинную цену Фактороу. За время патрулирования лодки в заданном районе Баренцева моря акустик настолько свыкся с окружающей его обстановкой, что различал всех обитающих там тюленей по кличкам. Он прислушивался к звукам моря с той же тщательностью, с какой слушал свои записи.
Фактороу пришел во флот после четвертого курса консерватории. Аскетизм флотской службы настолько пришелся по душе музыканту-недоучке, что он продлил контракт. Кроме того, надо было подзаработать денег для дальнейшей учебы.
Высокий, худой, светловолосый Фактороу состоял из рук и ног. Его густые русые волосы, которые он даже не пытался причесать, торчали во все стороны. Время от времени, согласно Уставу, он подстригал их и иногда даже пользовался расческой, когда она была под рукой, но делал это очень редко.
Транс, в котором находился Фактороу, продолжался 15 минут – несколько больше, чем обычно. Акустик откинулся назад и зажег сигарету.
– Кажется, что-то есть.
– Что именно? – спросил Армстронг, отрывая голову от подголовника кресла. Он знал, что Фактороу тревожить по пустякам не будет.
– Пока не знаю, – акустик снял большие плотные наушники и протянул их командиру. – Хотите послушайте сами, сэр.
Армстронг надел наушники и закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться только на слуховых ощущениях. Сначала это был слабый низкочастотный звук или только шумовой фон – командир не мог точно решить. Затем он перешел в биения. Армстронг слушал несколько минут, потом снял наушники и покачал головой.
– Появился с носовой антенны, – доложил Фактороу.
Он имел в виду многофункциональную параболическую антенну диаметром 5 метров, плотно облегающую нос корабля. Она предназначалась как для активного, так и для пассивного пеленгования. Кроме того, с ней были связаны два сонара, расположенные по бокам лодки. С помощью такой механической системы, скопированной с органов чувств акулы, создавалась триангуляционная сеть, позволяющая определять координаты любой запеленгованной цели.
– Потерял… потом снова… потом опять потерял, а теперь вот вернулось, – продолжил Фактороу. – Определенно это не винт, не кит и не рыбный косяк… Больше похоже на звук двух столкнувшихся металлических шаров… Появился и исчез… Где-то к северо-западу между нами и полюсом.
Это значило, что источник звука находился не так уж и далеко.
– Давай-ка поглядим на этом, – предложил командир, указав глазами на осциллограф. – Говорят, он настолько чувствителен, что улавливает даже стоны затонувших кораблей…
Фактороу подключил выводы от своего ларингофона к осциллографу. На экране запрыгали колеблющиеся синусоиды. Покрутив в течение минуты ручки настройки, он добился устойчивой картинки волны с переменной амплитудой.
– Нерегулярный…
– Да, странно, – согласился Армстронг. – После удара звук идет как периодический, а картина выглядит нестационарной.
– Знаете, что? – Фактороу встал.
– Что? – оживился Армстронг, подавшись к нему корпусом.
– Пойду-ка я послушаю Баха. Без него с этой чертовщиной не разберешься….
Армстронг знал, что Фактороу был прав – нужно передохнуть, но командиру не подобало во всем соглашаться с подчиненным.
– Обожди, давай еще попробуем… – он кивнул на компьютер.
Фактороу молча вытащил штеккер из осциллографа и подключил к компьютеру.
– Что мне нравится в электронике, – сказал он. – Три месяца – и устаревает…
Он имел в виду самый современный быстродействующий компьютер фирмы «Интел» с тактовой частотой 10 000 МГЦ, оперативной памятью 240 терабайт и скоростью пять петафлокс, которым их оснастили перед выходом в плавание. В память процессора были заложены все возможные звуки, издаваемые плавающими телами, существующими в природе, – от моторной лодки до русского авианосца «Петр Великий» включительно. Компьютерная программа, разработанная институтом сейсмографии Принстонского университета, предназначалась для прогнозирования землетрясения на основе малейших подвижек земной коры.
Процессор защелкал, подбирая ближайший по спектральной характеристике шумовой объект.
Через 12 секунд на экране высветился ответ.
– М-да, – протянул Фактороу. – «Аномальный сигнал естественного происхождения, идентифицирующийся как удар железистого метеорита массой две-три тонны о лед». Пожалуй, включу-ка я все-таки Баха.
Он не доверял компьютерам – это было ясно. Как можно доверять калькулятору, работающему по заранее заданному алгоритму? Каждый день он слышал шумы, которые ни одному компьютеру и не снились.
Армстронг зажег еще одну сигарету. Действительно, компьютер имел неприятную привычку принимать все аномальные сигналы за звуки естественного происхождения.
– Но ты заметил, что частота достаточно низкая? – спросил он. – Как на вале турбины при запредельном режиме работы машины?
В этот момент в помещение акустической вошел Стивенсон с чашкой чая в руке. У британца была удивительная способность чувствовать, когда где-то что-то происходит.
– Шел мимо, – сказал он, – дай, думаю, зайду. Что-нибудь нашли?
Он присел на кушетку.
– Видите ли, получили сигнал, – объяснил Армстронг. – Компьютер утверждает, что это падение метеорита.
– А Берни не хочет согласиться с компьютером? – с усмешкой спросил Стивенсон скорее утвердительно, чем вопросительно – он уже хорошо узнал норов акустика.