Вот, уже лучше. Продолжай в том же духе, и у меня появится хоть маленький шанс успеть на самолет.
Не так уж много шансов. Но мои молитвы о задержке рейса сбылись, и если уеду сейчас, то может быть...
Но я, кажется, не могу перестать смотреть на капельницу в тыльной стороне ее руки. Или слышать тихий зловещий писк больничных аппаратов. Или замечать, что ее колкости кажутся чуть менее острыми, чем раньше.
Я пытаюсь улыбнуться.
— Полагаю, ты не поверишь, что я просто был поблизости?
Кэтрин не улыбается в ответ. Мое обычное обаяние на нее не действует. И никогда не действовало.
Я вздыхаю и перестаю улыбаться, немного удивляясь тому, какое это облегчение. С Кэтрин мне никогда не приходилось притворяться.
— Мне позвонили из твоего офиса, — объясняю я, кладя сумку на чемодан на колесиках, чтобы дать плечу отдохнуть. Скрещиваю руки на груди. — Очевидно, я все еще числюсь твоим контактным лицом в экстренных ситуациях.
Я уже собираюсь спросить, не было ли это упущение ее способом помучить меня, но по слишком быстрому взмаху ресниц и отсутствию язвительной реплики понимаю, что это откровение застало ее врасплох.
— Ты не знала? — спрашиваю я. — Забыла внести изменение?
— Нет, Том, я не знала. — Она подносит руку ко лбу, потом морщится. — Прости, что разрушила твою маленькую фантазию о том, что специально придумала причину, чтобы снова тебя увидеть.
— Хм. — То, что Кэтрин что-то пропустила, это... интересно. Пропущенный день рождения? Годовщина? Запланированный вечер свиданий? Я могу представить, что Кэтрин забыла об этих деталях. Знаю об этом не понаслышке.
Но когда речь заходит о чем-то, связанным с ее работой, нет ничего такого, что бы она не контролировала.
Кэтрин сосредоточенно смотрит на меня.
— Ладно. Я могу понять, почему они позвонили тебе. Но не понимаю, почему ты пришел.
— Поверь мне, — бормочу я. — Я задавал себе тот же вопрос.
Она поднимает брови и ждет, когда я начну рассказывать.
Я вздыхаю.
— Слушай. Именно так поступают порядочные люди, когда слышат, что кто-то пострадал. Не то чтобы я ожидал от тебя понимания таких человеческих понятий.
— Я порядочная. — Она бормочет что-то неразборчивое о «Рокеттс», заставляя меня задуматься, не является ли ее травма головы более серьезной, чем я предполагал.
Но я заставляю себя не спрашивать, о чем, черт возьми, она говорит. Чем меньше подробностей узнаю о ее нынешней жизни, тем сложнее будет втянуться в нее. По опыту знаю, что, если я это сделаю, отвязаться от этой женщины будет практически невозможно.
— Если это поможет, — добавляю я. — Я очень жалею, что пришел.
Кэтрин осторожно прикасается к повязке на лбу и слегка улыбается.
— Это действительно помогает. Спасибо.
Я закатываю глаза, а затем снова перевожу взгляд на нее. На мгновение вспоминаю то время, когда я заботился о ней. А она обо мне.
До того, как все полетело к чертям.
Время притупило эту боль. Черт, до этого момента я думал, что время полностью изгнало ее из моей жизни.
Однако, увидев ее снова... понял, что боль все еще жива. Притупилась, но определенно присутствует. Немного похоже на телевизор в спорт-баре, который настроен на канал, который вы бы сами не выбрали. По нему показывают не вашу любимую команду. Даже не ваш любимый вид спорта. Но по какой-то причине он все равно требует немного вашего внимания.
Сейчас это Кэтрин. Не моя команда. Не мой вид спорта. И все же я не могу отвести взгляд.
Если бы к моей голове был приставлен пистолет? Конечно. Я мог бы признаться, что думаю о Кэтрин смутно, приглушенно. Но поскольку, скорее всего, человеком, держащим в руках упомянутый пистолет, была бы сама Кэтрин, я никогда не признаюсь ей в своих сложных чувствах.
Кэтрин считает, что чувства других людей — это оружие, и она не боится его использовать, когда чувствует себя уязвленной. А это, учитывая, как она выглядит, уже не за горами.
И все же, судя по тому, как она смотрит на меня, не думаю, что она хочет причинить мне боль. Это почти, как если бы...
Наш почти-но-не-совсем-момент прерывает доктор, входящий уверенной походкой.
— Привет, как у нас дела? Я доктор Палмер.
Доктор смотрит в мою сторону.
— Ах, он здесь! Вы, должно быть, муж.
Я щипаю себя за переносицу.
— Только в моих кошмарах.
— О. Я прошу прощения. — Доктор хмуро смотрит на экран.
— Произошла путаница в бумагах, — объясняет Кэтрин. — Том как раз уходил.
Какие бы человеческие чувства она не испытывала, они, по-видимому, исчезли, потому что она пытается прогнать меня, дергая при этом капельницу. Морщится от боли, но быстро приходит в себя и свирепо смотрит на меня. Мое присутствие здесь явно доводит ее до бешенства. Это все приглашение, которое мне нужно.