Заметив меня, Блейк приветственно поднял бокал с мартини и привычно спросил:
– Вы готовы?
– Конечно.
– «Волосатость», – предложил он.
Словцо было не ахти какое длинное, но все же попробовать стоило. Достав записную книжку и карандаш, я принялся усердно составлять из его букв другие слова. В конце концов у меня получилось: «волос», «слово», «лось», «лосось», «соль» и «сало».
– Ну, сколько? – спросил Блейк через минуту.
– Шесть, – ответил я.
Он улыбнулся.
– Говорят, из него можно выжать двенадцать, но у меня получилось только десять. – Блейк взял мой блокнот и добавил к записанным мною словам еще четыре: «соло», «тост», «ватт» и «волость».
Достав из кармана четвертак, я вручил его сопернику. Он победил меня третий раз кряду. За последние несколько лет Блейк брал верх так часто, что я утратил счет своим поражениям. Впрочем, ему вообще не было равных.
– Кстати, вы слышали о первой модели ДНК? – спросил он.
– Да.
– Жаль. – Блейк покачал головой. – Мне нравится огорошивать этим людей.
Я улыбнулся ему, не в силах скрыть удовольствие.
– А знаете ли вы последние новости об азиатской молодежи? Эта их борьба за право больного отказаться от лечения. Прямо подарок для всякого, кто ратует за применение фтористых соединений.
Об этом я тоже был наслышан. Похоже, моя осведомленность огорчила Блейка, и он побрел прочь в поисках другого собеседника, с которым можно было бы скрестить шпаги.
Блейк коллекционирует медицинско-философские софизмы. Он возносится на вершины блаженства всякий раз, когда ему удается путем логических рассуждений доказать хирургу, что тот не имеет морального права оперировать больного, а терапевту, что его главная обязанность – угробить как можно больше пациентов. Блейк обожает слова и играет понятиями, как ребенок – тряпичным мячом. И забавляется этой игрой, потому что она не требует от него никаких усилий. С Артом он поладил мгновенно. Год назад они, помнится, четыре часа кряду спорили о том, несет ли акушер моральную ответственность за судьбу детей, которым он помогает появиться на свет.
Вспоминая разговоры с Блейком, я понимаю, что они не более важны и полезны, чем, скажем, созерцание тренировки атлета в гимнастическом зале. Но Блейк умеет распалить собеседника. У него очень строгий ум, и это дает ему преимущества при общении с представителями самой строгой профессии на свете.
Слоняясь по комнате, я слышал обрывки разговоров и анекдотов и думал о том, что попал на типично медицинское сборище.
– ..а вы слышали о том французском биохимике, у которого родились близнецы? Одного он окрестил, а другого не стал и использует его как контрольный образец…
– ..у них у всех рано или поздно начинается заражение крови…
– ..и он ходил. Ходил, представляете? С содержанием калия…
– ..черт, а чего еще вы ждали от подпевалы Хопкинса?
– ..вот он и говорит: курить я бросил, но лучше сдохну, чем откажусь от выпивки…
– ..конечно, можно регулировать газы крови, но это не поможет вылечить сосуды…
– ..она была славная девчушка. А как одевалась! Наверное, они потратили на ее гардероб целое состояние…
– ..конечно, он взбесился. А кто бы не взбесился…
– ..какая там олигурия. Он пять суток не мочился и все равно выжил…
– ..у семидесятичетырехлетнего старика. Мы провели частичное иссечение и спровадили его домой. Все равно она медленно растет…
– ..печень провисла до колен, честное слово, и никакой патологии!
– ..она грозилась выписаться, если мы не прооперируем, так что, понятное дело…
– ..а студенты вечно ропщут, их хлебом не корми…
– ..похоже, девчонка просто откусила ему эту деталь…
– ..правда? Гарри – с той маленькой сестричкой из седьмой палаты? Белокурая такая?
– ..просто не верю. Он публикует столько научных статей, что человеку жизни не хва…
– ..метастазы до самого сердца…
– Короче, история такая. Тюрьма в пустыне и двое заключенных. Один – старик с пожизненным сроком, другой – молодой новичок. Парень без умолку болтает о побеге. Проходит несколько месяцев, и он рвет когти. Через неделю охранники водворяют его обратно в камеру, полуживого от голода и жажды, и он рассказывает старику, какие страсти-мордасти пережил на воле. Песок до горизонта, нигде ни одного оазиса, никакой жизни. Старик послушал малость и говорит: «Да знаю я, знаю. Двенадцать лет назад сам бежать пытался». – «Правда? – спрашивает молодой. – Так чего ж ты мне ни разу за все эти месяцы не сказал, что лучше не рыпаться? Почему не предупредил, что это бесполезно?» А старик пожал плечами и отвечает: «Так кто же станет публиковать отрицательные результаты?»