После долгого молчания секретарша сказала:
– Так, вот он. Вагинальное кровотечение вследствие прободения матки и разрыва тканей в результате выскабливания при трехмесячной беременности на фоне общей анафилаксии.
– Да? – Я задумчиво нахмурился. – Вы уверены?
– Я лишь читаю то, что здесь написано.
– Спасибо.
Я положил трубку. Странно.
Джудит принесла мне чашку кофе и спросила:
– В чем дело?
– В отчете о вскрытии говорится, что Карен Рэнделл была беременна.
– А разве нет?
– Никогда бы не подумал, – ответил я.
Но я знал, что могу и заблуждаться. Даже если общее обследование ничего не дало, микроскопическое могло показать наличие беременности. Но мне почему-то казалось, что такое вряд ли возможно.
Я позвонил Мэрфи, чтобы спросить о гормональном анализе, но результаты ожидались только во второй половине дня. Тогда я раскрыл телефонную книгу и нашел адрес Анджелы Хардинг. Она жила на Каштановой улице, в очень хорошем районе.
Туда я и направился.
***
Каштановая проходит неподалеку от Чарльз-стрит, возле подножия Холма. Это очень тихий район жилых домов, экзотических ресторанчиков, лавок древностей и маленьких гастрономов. Населен он главным образом врачами, юристами и банкирами, которые хотят жить в хорошем месте, но пока не могут позволить себе перебраться в Ньютон или Уэллсли. Кроме того, тут обретаются люди предпенсионного возраста, дети которых уже выросли и создали собственные семьи. В общем, если уж селиться в Бостоне, то именно здесь, на Маячном холме.
Конечно, тут обитали и студенты, обычно по три-четыре человека в маленькой квартирке, иначе они не смогли бы платить за жилье. Пожилому люду нравилось соседствовать с молодежью, придававшей местной палитре свежих красок. Разумеется, если молодежь опрятно одета и не безобразничает.
Анджела Хардинг проживала на втором этаже в доме без лифта. Я постучал в дверь, и мне открыла щуплая темноволосая девушка в мини-юбке и свитере. На носу у нее болтались здоровенные круглые очки, а на щеке был намалеван цветок.
– Анджела Хардинг?
– Нет, – ответила девушка. – Вы опоздали. Она уже ушла, но, может быть, вернется.
– Меня зовут доктор Берри. Я патологоанатом.
– О! – Девица закусила губу и растерянно уставилась на меня.
– А вы – Бабблз?
– Да. Откуда вы знаете? Ну конечно! – щелкнув пальцами, воскликнула она. – Это вы вчера приходили к Сверхголове.
– Правильно.
– Мне говорили. – Она посторонилась. – Заходите.
Убранство гостиной исчерпывалось кушеткой и несколькими подушками на полу. Дверь спальни была распахнута, и я заметил неубранную постель.
– Я навожу справки о Карен Рэнделл.
– Наслышана.
– Значит, здесь вы и жили прошлым летом?
– Ну…
– Когда вы последний раз видели Карен?
– Несколько месяцев назад. И Анджела тоже.
– Это она вам так сказала?
– Ну разумеется.
– Когда?
– Вчера вечером. Мы с ней говорили о Карен. Нам стало известно о.., несчастном случае.
– Откуда?
Она передернула плечами:
– Поговаривали.
– Что именно?
– Что ее плохо выскоблили.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Полиция замела какого-то коновала. Ну, да это для вас не новость.
– Верно.
– Может, он и скоблил, – пожав плечами, продолжала девица. – Но не знаю, – добавила она, отбрасывая с лица длинные черные волосы. У нее была очень бледная кожа.
– То есть?
– Ну, Карен ведь была не дура и знала, что почем. С ней такое уже случалось. Хотя бы прошлым летом.
– Аборты?
– Ну… А после аборта – депрессия. Пару раз круто подсела. У нее был бзик насчет детей, она знала, что поступает плохо, и кейфовала, чтобы легче стало. Мы не хотели, чтобы она ширялась после операции, но Карен требовала. И очень круто подсела.
– Как это – круто?
– Ну.., однажды вообразила себя ножом. Принялась ползать по комнате и орать, что тут все в крови – стены, полы, все. И думала, что окна – это младенцы, которые чернеют и умирают. Тяжелый случай.
– И как вы поступили?
– Помогли, чем могли, – Бабблз передернула плечами, подошла к столу и взяла с него банку и маленькое проволочное кольцо. Взмахнув кольцом, она пустила каскад мыльных пузырей и принялась наблюдать за ними. Пузыри медленно опускались на пол и лопались. – Тяжелый был случай, – повторила Бабблз, – А кто делал ей аборт прошлым летом? – спросил я.