Я приступил к одеванию, размышляя по ходу дела, чем займусь утром. А заодно и о том, действительно ли все вертится вокруг меня. А может, я брожу на задворках, раскапывая второстепенные факты? Может, никто еще не постиг сути дела?
Итак, я снова попытаюсь спасти Питера.
А почему нет? В конце концов, чем он хуже других?
В этот миг мне впервые подумалось, что Питер заслуживает спасения ничуть не меньше, чем Арт. Оба мужчины, оба – врачи, уважаемые, интересные люди, немножко бунтари. Если вдуматься, не так-то просто сделать выбор в пользу одного из них. Питер – весельчак, Арт – насмешник. Питер толстый, Арт тощий. Вот и вся разница.
Считай, почти никакой.
Я натянул пиджак и попытался выкинуть из головы всю эту чепуху. Слава богу, что я не судья и мне не придется распутывать этот клубок на людях.
Зазвонил телефон, но я не стал снимать трубку. Мгновение спустя Джудит крикнула:
– Это тебя!
– Алло? – буркнул я.
И услышал хорошо знакомый зычный глас:
– Джон? Это Питер. Хотел пригласить вас на обед.
– С чего это вдруг? – спросил я.
– Надо бы познакомить вас с моим алиби. Тем самым, которого нет.
– Что вы имеете в виду?
– Так как? В полпервого устроит?
– Хорошо, до встречи, – ответил я.
2
Питер Рэнделл жил к западу от Ньютона, в новом особняке, небольшом, но прекрасно обставленном: кресла от Брюэра, кушетка работы Якобсена, кофейный столик из мастерской Рахмана. Прилизанный модерн. Его обладатель встретил меня у двери с бокалом в руке.
– Входите, Джон, – пригласил он и повел меня в гостиную. – Что будете пить?
– Спасибо, ничего.
– А по-моему, вам не помешало бы, – сказал Питер. – Виски?
– Со льдом.
– Присаживайтесь. – Он отправился на кухню, и до меня донеслось позвякивание ледышек. – Как провели утро?
– В размышлениях, – ответил я.
– О чем?
– Обо всем понемногу.
– Можете не рассказывать, если не хотите, – разрешил Питер, протягивая мне бокал.
– Вы догадались, что Уилсон фотографировал?
– Я это подозревал. Честолюбивый мальчик.
– Воистину, – согласился я.
– И теперь я попал в переплет?
– Похоже на то.
С минуту Питер молча разглядывал меня, потом спросил:
– Ну, а ваше мнение?
– Я уже не знаю, что и думать.
– Известно ли вам, что я делаю аборты?
– Да.
– И выскабливал Карен.
– Дважды, – сказал я.
Питер откинулся в кресле. Его округлые телеса выглядели весьма нелепо в этом изобилующем острыми углами изделии прославленного мебельщика.
– Трижды, если уж быть точным, – поправил он меня.
– Значит, это вы…
– Нет-нет. Последний раз это было в июне.
– А первый?
– Когда ей исполнилось пятнадцать, – Питер вздохнул. – Понимаете, Джон, я не безгрешен. Одна из моих ошибок заключалась в том, что я пытался приглядывать за Карен. Отец не обращал на нее ни малейшего внимания, а я.., я был любящим дядюшкой милой девочки. Растерянной и неприкаянной, но милой. Вот я и сделал ей первый аборт. Иногда я выскабливал и других пациенток. Вы ошеломлены?
– Нет, – ответил я.
– Это хорошо. Но Карен беременела снова и снова. Трижды за три года. Прямо напасть какая-то. В ее возрасте этого делать нельзя. Я бы сказал, что это была патология. В конце концов я решил, что, если она забеременеет в четвертый раз, пусть рожает.
– Зачем?
– Для меня было совершенно очевидно, что Карен приятно состояние беременности, что она жаждет родить ребенка вне брака, чтобы испытать позор и все тяготы греховного материнства. Поэтому в четвертый раз я ей отказал.
– Вы уверены, что она была беременна?
– Нет, – ответил Питер. – И причины моих сомнений вам известны. Эти жалобы на зрение. Поневоле задумаешься о расстройстве деятельности гипофиза. Я хотел провести анализы, но Карен отказалась. Ей хотелось только одного – аборта. И, когда я отказал, она разозлилась.
– И вы направили ее к доктору Ли.
– Именно так, – подтвердил Питер.
– А доктор Ли сделал аборт.
Питер покачал головой.
– Нет, Арт не дурак. Он непременно провел бы предварительное обследование. Кроме того, Карен утверждала, что она на пятом месяце, и уже в силу одного этого обстоятельства Арт не стал бы выскабливать ее.
– И вы тоже этого не делали?
– Нет, не делал. Вы мне верите?
– Хотел бы верить.
– Но пока не можете.
Я передернул плечами.
– Вы сожгли свою машину. И в ней была кровь.
– Да, – ответил Питер. – Кровь Карен.
– Как же это произошло?
– Я одолжил Карен машину на выходные. Тогда я еще не знал, что она задумала.
– Вы хотите сказать, что она отправилась на аборт в вашей машине, а потом, истекая кровью, приехала домой, после чего пересела в желтый «Порше».
– Не совсем так, – ответил Питер. – Но тут есть человек, который все вам объяснит гораздо лучше, чем я. Дорогая, иди сюда! – Он улыбнулся мне. – Вот мое алиби, любуйтесь.
В комнату вошла миссис Рэнделл – напряженная, строгая и очень соблазнительная. Она опустилась в кресло рядом с Питером.
– Теперь вы понимаете, как я запутался, – сказал он мне.
– Воскресная ночь? – спросил я.
– Боюсь, что да.
– Должно быть, это нелегко. Но, с другой стороны, весьма удобно.
– В каком-то смысле, – ответил Питер, похлопав миссис Рэнделл по руке, и тяжело поднялся с кресла. – Хотя я не употребил бы ни одно из этих определений.
– Вы провели с ней всю ночь с воскресенья на понедельник?
Питер подлил себе виски.
– Да.
– И чем же вы занимались?
– Занимались? – переспросил он. – Тем, о чем я предпочел бы не рассказывать под присягой.
– С женой родного брата?
Питер подмигнул миссис Рэнделл.
– Ты действительно жена моего брата?
– Ходят такие слухи, – ответила она. – Но я им не верю.
– Как вы уже догадались, я посвящаю вас в сугубо личные, семейные дела, – сказал Питер.
– Да, уж куда семейнее.
– Вы нас осуждаете?
– Наоборот, я просто очарован.
– Джошуа – дурак, – продолжал Питер. – Вы и сами это знаете. И Уилсон тоже знает, иначе вчера он не был бы так самоуверен. Но, к несчастью, Джошуа женился на Эвелин.