— Но ведь не теперь, не после того, что мы видели, — он погладил свою фотокамеру. — Теперь можно и перед судом предстать. Дело ведь абсолютно верное. Проиграть его невозможно.
Я покачал головой.
— Послушайте, — сказал Уилсон. — Можно сбить с толку свидетеля. Можно поставить под сомнение. его показания. Но не поверить фотоснимку нельзя-
— Нет, — твердо стоял на своем я.
— Прежде я просто хотел взять их на пушку, — вздохнул Уилсон. — Поехать к ним и нагнать на них страху, запугать до полусмерти, заставить поверить, что у нас есть доказательства, которых в действительности нет. Но теперь другое дело. Теперь у нас есть доказательство. У нас есть все, что нужно.
— Если вы не хотите с ними разговаривать, то поговорю я.
— Бэрри, — сказал Уилсон, — вы только все испортите.
— Я заставлю их взять назад обвинение.
— Бэрри, вы все испортите. Ведь они только что совершили поступок, полностью их изобличающий. И они это прекрасно сознают. Они займут непримиримую позицию.
— В этом случае мы скажем им, что именно нам известно.
— А если дело дойдет до суда? Что тогда? Мы заранее- раскроем свои карты.
— Меня это не волнует. До суда дело не дойдет.
— Послушайте, вы что, не хотите выиграть дело?
— Хочу, — сказал я. — Но без драки.
Я свернул к дому Рендала и въехал в аллею.
— Вы делаете ошибку, — настаивал Уилсон.
— Возможно, хотя я не уверен в этом.
Мы поднялись по ступеням крыльца и позвонили.
Лакей с видимой неохотой провел нас в гостиную. Это была комната размером с баскетбольную площадку. У огромного камина сидели миссис Рендал в нарядном пеньюаре, Питер и Дж. Д. с большими коньячными рюмками в руках.
Лакеи, остановившись в почтительной позе у дверей, доложил:
— Доктор Бэрри и мистер Уилсон, сэр. Они сказали мне, что вы их ждете.
При виде нас Дж. Д. нахмурился. Питер откинулся в кресле, и по лицу его скользнула легкая усмешка. Миссис Рендал, казалось, наше появление искренне позабавило.
— Что вам угодно? — осведомился Дж. Д.
Я предоставил Уилсону вести разговор. Он сделал легкий поклон и начал:
— Я полагаю, вы знакомы с доктором Бэрри, доктор Рендал? Я Джордж Уилсон — адвокат доктора Ли.
— Очень рад! — сказал Дж. Д. Он взглянул на свои часы. — Но сейчас уже время близится к полуночи, и я отдыхаю в кругу семьи. Мне нечего сказать ни вам, ни Доктору Бэрри — до того как мы встретимся в зале суда. Так что если вы…
— Прошу прощенья, сэр — сказал Уилсон. — Мы ехали издалека, специально чтобы повидаться с вами. От самого Мыса, если уж на то пошло.
Дж. Д. моргнул, и тотчас же лицо его окаменело. Питер закашлялся, пряча смешок. Миссис Рендал спросила:
— А что вы делали на Мысе?
— Наблюдали за пожаром, — сказал Уилсон. Он повернулся к Дж. Д. — Мы бы не отказались от рюмки коньяку и от беседы после этого.
На сей раз Литер не мог сдержать смешка. Дж. Д. строго на него посмотрел и позвонил лакею. Он приказал принести еще две рюмки коньяку и, когда лакей повернулся, чтобы идти, прибавил:
— Небольшие рюмки, Герберт! Они долго не задержатся. — Затем он повернулся к жене. — Если ты не возражаешь, дорогая.
Она кивнула и покинула гостиную.
— Присаживайтесь, господа, — сказал Дж. Д., — и расскажите, что привело вас сюда?
— Один небольшой юридический вопрос, — сказал Уилсон. — Нам кажется, что у вас может возникнуть желание пересмотреть обвинение, выдвинутое вами против доктора Ли.
— Что ж тут пересматривать? — спросил Дж. Д.
— Мы считаем возможным, что ваша жена просто ослышалась, будто аборт Карен Рендал делал доктор Ли. Мы считаем, что Питер Рендал ошибся, сообщив в полицию, будто его машину кто-то украл. Или он еще ничего не сообщал?
— Ни моя жена, ни мой брат ни в чем не ошиблись, — сказал Дж. Д. Питер снова кашлянул и закурил сигарету. — Что-нибудь не так, Питер?
— Нет, ничего.
В таком случае дело будет передано в суд. И на суде вам придется дать отчет в том, как вы провели сегодняшний вечер, — сказал Уилсон.
— Вполне возможно. Но у нас будет твердое показание миссис Рендал, что мы провели вечер у себя дома, играя в шахматы, — и он указал на шахматную доску в углу.
— Кто же выиграл? — улыбнувшись, спросил Уилсон.
— Я, ей-богу, я! — сказал Питер. И хихикнул. — Он подставил слона под коня на двенадцатом ходу.
— Не вижу тут ничего смешного, Питер!
— Ты не умеешь проигрывать, — сказал Питер и вдруг сразу сделался серьезным. Сложил руки на огромном животе и не произнес больше ни слова.
Дж. Д. удовлетворенно выждал минуту, а затем спросил:
— Чем еще могу быть полезен, господа?
— Сукин вы сын, — сказал я Уилсону, — вы все испортили.
— Я сделал, что мог!
— Вы разозлили его. Вы буквально затолкали его в суд. Вы же могли запугать его, показать, как все обернется. Могли сказать о снимках… А вы толкнули их на суд, потому что хотите, чтобы он состоялся. Вам нужна арена, возможность показать себя, создать себе имя. Вы знаете, и я знаю, что если дело дойдет до суда, Арт Ли проиграет независимо от исхода. Он потеряет свою репутацию, своих пациентов, а может быть, его даже лишат права практики. И если дойдет до суда, Рендалы тоже проиграют. Они будут замараны, раздавлены полудоказанными фактами и намеками, уничтожены. В выигрыше окажется лишь один человек — вы, Уилсон.
— Это по-вашему, — сказал он. Он начинал длиться. Кажется, я его раскусил.
— Это факт.
— Вы же слышали, что говорил Дж. Д., слышали, что он говорил совершенно несусветные вещи.
— В ваших силах было заставить его слушать.
— Нет, — сказал Уилсон, — вот на суде ему придется слушать — Он откинулся на спинку сиденья. — Знаете, Бэрри, вы меня удивляете. Вы ведь как-никак ученый. Вы обязаны объективно смотреть на факты. А сегодня вечером вы получили уйму фактов, свидетельствующих, что преступление совершил Питер Рендал, и вы все-таки недовольны.
— Иными словами, вы верите в то, что он виновен?
— Разумеется, — сказал Уилсон. — И сумею убедить в этом присяжных.
— А что, если вы ошибаетесь?
— Ну что ж, будет очень жаль. Не менее жаль, чем то, что миссис Рендал оклеветала Арта Ли.
— Вы ищете оправданий.
— Я? — Он покачал головой. — Э, нет, мой милый. Это вы их ищете. Вам хотелось бы, чтобы никто из врачей не был запятнан, чтобы никто из них не пострадал. Чтобы вопрос был разрешен тихо, мирно и очень тактично и чтобы ничьи чувства не были задеты.
— Но разве это не лучший способ? Обязанность адвоката — вести дело так, как лучше для его подзащитного.
— Обязанность адвоката — выигрывать дела своих клиентов. Вся беда, Бэрри, в том, что вы и мысли не допускаете, что человек вашего круга может оказаться дрянью. Увидеть под судом какого-нибудь демобилизованного санитара либо медсестру — это другое дело, это вас устроило бы. Или еще лучше какую-нибудь старушку акушерку. Вот кому вам хотелось бы пришить это дело, но никак не врачу.
— Мне хотелось бы пришить это дело человеку, совершившему преступление, — сказал я, — и никому другому.
— Вам прекрасно известно, кто его совершил, — сказал Уилсон — Отлично известно, черт бы вас подрал!
Я расстался с Уилсоном и поехал домой. Дома я налил себе в стакан водки и положил совсем немного льда. Все уже спали: было далеко за полночь.
Я пил водку и обдумывал все, что мне довелось сегодня наблюдать. Как и говорил Уилсон, все нити преступления вели к Питеру Рендалу. Па сиденье его машины оказались следы крови, и он своими руками уничтожив эту машину, теперь был чист или мог быть чист, не окажись мы свидетелями того, как он сжигал ее.
И тогда — и это также отметил Уилсон— все становилось на свои места. Энджела и Баблз никого не обманывали, утверждая, что не видели Карен: в то воскресенье вечером она уехала к Питеру. А Питер допустил какую-то оплошность, Карен уехала домой, и по дороге у нее началось кровотечение. Она сказала об этом миссис Рендал, которая отвезла ее в больницу в своей машине. Миссис Рендал не знала, что неотложная помощь в таких случаях никогда полицию не вызывает, и, желая замять скандал и спасти честь семьи, возложила вину за аборт на единственного известного ей врача, который эти операции делал, — на Арта Ли. Все выглядело вполне логично.